Татьяна Турве - Испытание на прочность

— А ты что, все свои прошлые жизни помнишь?

— Да нет, что ты! Всего несколько, — поспешила внести ясность Яна. — Не больше десяти, где-то так. Мастер говорит, что насильственная смерть оставляет сильный отпечаток во всех тонких телах, поэтому ее легче всего вспомнить — стресс ведь все-таки для души… Может, у меня и другие воплощения были, где я доживала до глубокой старости. Только я такого не помню.

— Почему не помнишь? — Юлька заметно изнывала от любопытства.

Ответить Яна не успела: со стороны кухни раздался оглушительный грохот, словно кто-то в сердцах швырнул на пол целую груду посуды. Затем стало невыносимо, одуряюще тихо, и секундой позже донесся мамин истошный вопль:

— Ты когда-нибудь научишься за собой убирать?!..

— Слушай, я потом перезвоню, — испуганно сказала Юлька и со скоростью звука отключилась. Как раз вовремя: мама выскочила в коридор и принялась непонятно с какой радости кричать:

— За телефон сама будешь платить! Часами висит!..

У Яны в голове зашевелились самые страшные подозрения: без слов ринулась на кухню и — разумеется! — увидала брошенный прямо на грязном обеденном столе параллельный телефон. Под ногами противно захрустели осколки битых тарелок — неужели весь праздничный сервиз за раз угрохала? — а из трубки раздавались отчетливые короткие гудки…

— Ты что, опять подслушивала?!

Подоспевшая следом мама и не думала отрицать, сломя голову бросилась в атаку:

— Все нервы мне вымотала! Откуда ты взялась на мою голову!

— Не кричи на меня!

— Этот твой… богемный образ жизни у меня уже в печенках сидит! С утра до вечера — одна только музыка! И шляется неизвестно где! Как ты дальше думаешь жить?!

— Оставь меня в покое!

А мне приснилось, миром правит любовь,

А мне приснилось, миром правит мечта.

И над этим прекрасно горит звезда…

Я проснулся и понял: беда!

(Виктор Цой)

Володя едва успел открыть входную дверь, как из щели проема потянуло сквозняком, липким холодом и еще чем-то почти неразличимым, но очень неприятным. Он всей ладонью с треском ударил по выключателю, после секундной задержки зажглась низкая хрустальная люстра в прихожей и тревога вроде бы поутихла. Фу ты, распереживался хуже кисейной барышни!

Из гостиной выглянула Марина в своем любимом, винного цвета кимоно, перехваченном на талии широким поясом (жена от этого напоминала фигуристые песочные часы). И не спится же ей в такое время… Неужели начнет сейчас выяснять, где он был? Врать Владимир, конечно же, не станет — ответит, что у Рыжего, школьного друга. Только она давным-давно не задает подобных вопросов, неукоснительно следуя современному европейскому принципу: "У тебя своя жизнь, у меня своя". И махровое равнодушие в глазах, иногда аж зло берет!

А жена к нему выходить не спешила, застыла в дверях гостиной, нервно теребя свисающую до колен узорную ленту пояса. Волнуется? Отчего? Что-то случилось? Вот тебе и неприятности!..

— Где Янка? И Ярик? — первая мысль была о них, о детях.

— Ярик спит. А она… — Володя сразу же отметил это подчеркнутое "она": — Закрылась у себя, не открывает. Ничего не слышно…

В Марининых круглых настороженных глазах притаился испуг. Володя ощутил, как сердце сжалось в тугой комок:

— Поскандалили?

— Конечно, кто у нас по жизни виноват!.. — жена возвысила голос до крика, нисколько не заботясь, что весь дом уже спит. Обычная тактика.

Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться, Владимир раздельно и четко произнес:

— Постарайся с ней помягче. У нее сейчас трудный период.

— А у меня, значит, легкий период! — жена взвилась, как темно-красная новогодняя ракета. Или китайский дракон из Янкиных любимых фильмов фэнтези — фейерверк в деревушке хоббитов…

— Хоть раз в жизни подумай о ребенке. Не о себе, — ледяным тоном отчеканил он и направился к дочкиной комнате, приглушая шаги. На двери поверх разноцветных старых плакатов размещался новый, небрежно накропанный от руки и наскоро приклепанный железными канцелярскими кнопками: "Основной закон общения — взаимное уважение."

"Бедный телепузик, какое уж тут взаимное уважение!" — с горечью подумал Володя и осторожно подергал за металлическую дверную ручку. Та не поддавалась, в замочной скважине угадывался лишь вставленный изнутри ключ. Ему стало уже по-настоящему не по себе, прошиб холодный пот: с одной стороны, возможно, она просто заснула, намаялась за день со всей этой руганью. Но с другой…

Впадать в панику не было времени. Володя разыскал в прихожей возле потемневшего зеркала (куда Янка сваливала свои девчоночьи причиндалы вроде заколок, резинок и тощих полупустых тюбиков с таинственным содержимым) длинную железную шпильку. Ну что ж, ничего другого не остается, как применить на практике освоенный в Морской Академии трюк — был у них в казарме некий Михаил, душа-человек. Как выяснилось позже, вор со стажем — "ловкость рук и никакого мошенничества"!..

Володя проковырялся в замке минут пять, уже принялся про себя чертыхаться, но на рекордной шестой минуте с трудом провернул ключ. Дверь с мягким щелчком отворилась, караулящий у его ног кот прошмыгнул в комнату первым и запрыгнул к дочери на кровать. Янка недовольно забормотала чужим сонным голосом и проснулась, подскочила, как солдат по тревоге, с абсолютно круглыми в полутьме глазами:

— Что такое?

— Ничего, спи, — разбудил все-таки!

— А ты только пришел? Где ты был? — похоже на то, что малая проснулась уже полностью и была не прочь поговорить. Жалко, свет не включишь — посмотреть бы сейчас на ее глаза…

— У Рыжего был. Спи.

— Посиди со мной, — попросила она, как в детстве. Володя послушно умостился на краю кровати, хоть глаза давно слипались:

— Что-то снилось?

— Ага… Иногда такие сны, что не хочется просыпаться.

— Так хорошо?

— Здорово.

— Что же там такого? — как можно беззаботнее поинтересовался он и опять внутренне подобрался, точно сторожевой пес, учуявший опасность.

— Там все друг друга понимают… С полуслова, — дочка тяжело вздохнула. (Что-то она в последнее время слишком часто вздыхает! Это не есть хорошо.) — Там много друзей, можно летать… — забормотала она мечтательно, натягивая до подбородка одеяло.

— А здесь плохо? — напряженно отозвался Владимир.

— Здесь тоже ничего… В основном ничего. Но там лучше. Здесь много боли, разрушения… Давит.

— Это из-за мамы? Оттого, что вы ругаетесь?

— Нет, она здесь не при чем, — быстро ответила Янка и замотала головой с растрепанными длинными волосами. — Тут другое, ты не поймешь. Никто не поймет.

— Try me (испытай меня), — предложил он со всей возможной серьезностью. Ну что ж, попробуем на ее языке, раз уж по-русски не срабатывает… Дочура на его отчаянные попытки наладить контакт хмыкнула со смешком: