Ева Софман - Та, что гуляет сама по себе

— Таша!

Бежать, бежать — вот что важнее всего. Прочь от бала, от музыки, от пестроты, прочь от душной волны, подкатившей к горлу. Бежать, бежать… Пусть скорее кончится этот вечер, Богиня, пусть скорее всё кончится — и они немедленно отправятся дальше, сразу, в ту же минуту…

Она замерла, тяжело дыша. Вокруг была лунная темнота пустого неосвещённого коридора и тишина… хотя — не совсем. Тишина была: она размывала едва слышную музыка из зала где-то далеко, но… пространство вокруг звучало.

Таша подняла раненую левую руку и лизнула ладонь. Поморщилась — кажется, где-то в ране застрял хрустальный осколок…

…но боль образумливала. Она заглушала странный шёпот: подсознательный… что-то вроде потом — но другое…

…новая Таша внутренняя?..

Воспоминания всплывали на волнах памяти, вызывая подкатывавшую куда-то к щекам жаркую волну. Что это было? Кем была она?..

Таша вдруг поняла, что в тишине шелестели не только бальные отзвуки.

Где-то пела одинокая скрипка.

Она посмотрела на узкую, круто взбирающуюся наверх винтовую лесенку прямо перед собой. Шагнула вперёд и неуверенно замерла у первой ступеньки: ближайший факел на стене произвольно вспыхнул.

Плач скрипки мягкими волнами накатывал откуда-то сверху и выплескивался на лестницу. Мелодия пела — неторопливо, бесконечно печально. Пронзительные звуки откликались щемлением в сердце. Музыка звала, манила…

Куда? К кому?

Стащив с ног дурацкие туфли и держа их в руке, Таша побежала вверх по лестнице.

Факелы вспыхивали при приближении и гасли за спиной. Впечатление было такое, будто рядом вышагивает огненный призрак. Не успела Таша подумать, что впечатление это довольно жутковатое, как факел за спиной потух, а новый вспыхнуть не поторопился.

Лестница обратилась в каменный колодец.

Тёмный.

…часы в жидком льду. Размывшееся время. Немеющее тело, боль в усталых руках. Меркнущий кружок над головой — смеркалось…

А потом свет исчез.

Колодец стал глубже, а стены сблизились — будто вот-вот сомкнутся окончательно, похоронив её. Одну. Навсегда. В темноте.

Она упёрлась руками в камень, чтобы не дать ему сдвинуться. Но в какой-то момент — словно шепотки в голове зазвучали…

"…зачем ты борешься, зачем бьёшься, зачем выбиваешься из сил? Это бесполезно, и ты это сама прекрасно понимаешь…

…конец всё равно настанет, так прими его спокойно, как облегчение…

…когда всё закончится, станет легче…"

Она почти сдалась.

Но конец настать не успел.

Её нашли мама с госпожой Шарлин. Мариэль потому и уезжала, чтобы привезти чародейку из города: кто-то же должен наложить на яблони обычные ежегодные заговоры плодородия. Но госпожа Шарлин, как выяснилось, не только на заговаривание цветочков годилась: без лишнего шума она вытащила девочку из колодца и облекла иллюзией одежды, а, вернувшись в дом, приготовила целебный отвар и сплела защитную паутинку, чтобы пребывание в ледяной воде обошлось без особых осложнений.

Найти девочку помог Пушок. Узнав о пропаже, мама первым делом обратилась к наблюдательному котяре, и тот любезно показал, как Альмон волочет белую кошечку к заброшенной избе. А о том, что это пропажа, мама сделала вывод сама: мужа почему-то не обеспокоило, что дочь не возвращается, пропустив ужин и вечерний чай. Загуляла. Бывает.

Потом Таша спросила, почему госпожа Шарлин им помогла. И помогла так, чтобы не привлекать всеобщего внимания.

"Она знает, почему мы не должны его привлекать", — сказала мама.

"Она знает? — Таша, трясясь в ознобе, плотнее закуталась в одеяло. — Но почему ты ей рассказала?"

"Потому что ведьмы тоже отличаются от всех", — последовал ответ.

…факел вспыхнул.

Она перевела дыхание. Бальные отзвуки вконец затерялись в высоте, и вокруг не было ничего уже, кроме бесконечного ряда ступеней и песни неведомого скрипача — почти близко, почти ясно…

Закусив губу, Таша продолжила восхождение.

Она не знала, сколько поднималась: время размылось, и здесь, как в сказках, было лишь "долго ли, коротко ли". Но когда лестница закончилась, она упёрлась в деревянный люк — открытый.

Тихо и неслышно Таша выбралась на крышу — круглую площадку, обнесённую широким парапетом. Стемнело не так давно. Бархатный ветер легко коснулся лица. Скрипач стоял у обвитых плющом мраморных перил, и лунные лучи чётко обрисовывали его тень на каменных плитах пола. Глаза прикрыты, пальцы левой руки мягко перебирают по струнам, рука неторопливо и плавно ведёт смычок — а музыка поднимается ввысь, в бездну чёрного неба, оплетая чарующей вязью серебристый диск луны, искрящиеся звёздные россыпи, юношу у каменного парапета, девушку у открытого люка.

Музыка смеялась, музыка плакала. Музыка приказывала и молила о чём-то. Музыка рисовала сказку и открывала глаза на грешный мир, рождалась с каждым звуком и умирала со следующим, взмывала ввысь на призрачных крыльях, в отчаянье летела вниз…

Последние звуки истаяли в прозрачности ночного воздуха. Их эхо унёс лёгкий, цветами веющий ветер.

Скрипач послушал звучание тишины. Медленно открыл глаза. Опустил руки: в одной скрипка, в другой — смычок.

— А вы, оказывается, любите музыку, Таша-лэн…

— Могу сказать о вас то же самое.

Алексас оглянулся через плечо:

— Вы хороший слушатель.

— А вы… неплохой… исполнитель. Откуда у вас скрипка?

— Леогран подарил в знак благодарности за избавление его рода от двух чудищ сразу, — Алексас изящно взмахнул рукой со смычком, обведя движением тёмный горизонт. — Не желаете ли полюбоваться чудесным видом на Пвилл и окрестности?

— Благодарю, нет.

— А, — Алексас, усмехнувшись, чуть склонил голову, — полагаю, я всё ещё не отделался от навязанного мне образа посягателя на вашу честь?

Таша только фыркнула. Всё-таки порой молчание — очень удобный выход из ситуации…

— Ой…

— Что случилось?

— Да так… — поморщившись, девушка опустила взгляд на окровавленную ладонь: боль, на время подъёма по лестнице забывшаяся, вновь напомнила о себе.

— Что… о, Богиня, что с вашей рукой?

— Пустяк… порезалась.

Алексас присел на корточки, быстро, но бережно уложил скрипку тёмного дерева в лежавший у его ног чёрный кожаный футляр и щёлкнул застёжками.

— Меня поражают многие ваши способности, но одна из них, пожалуй, напоминает о себе чаще других, — ещё не поднявшись на ноги, он мягко, но цепко ухватил Ташу за руку. — Вам кто-нибудь говорил, что у вас просто поразительная способность находить неприятности?

— Скорее это они меня находят, — она настороженно следила, как он встаёт, — что вы…

— Даже на балу? — юноша осторожно ощупал рану. — Тише, тише, не шипите…

— Ой!!

— Вот и всё, — он кинул за парапет хрустальный осколок. — Попробуйте согнуть. Легче?