Максим Далин - Корона, Огонь и Медные Крылья

— А говорят, будто нечего мужчинам делать на женской половине днем! Соскучился, принц? Э-э, хорошо. Скучай. Но пока уходи. Аманейе, хранящие женщин, мужчинам не хранители.

Я подошла поцеловать Тхарайя, а он внюхался в мои волосы, около уха:

— Твоя наставница строга, но я не хочу забывать твой запах.

Шуарле с пола дотянулся до моей руки и прижал ее к своей щеке. Раадрашь сидела с ногами на моей постели и смотрела на нас без малейшей враждебности. Если в ней сейчас и "горел злой огонь", то слабо, тлея, как угли под пеплом. Мне показалось, что любовь и дружба наполняют комнату теплом, и я подумала, что в Каменном Гнезде сильно не хватало Сейад — она была очень готова стать нашей общей бабушкой.

Так и вышло.

Сейад учила меня дышать, как дышат собаки в сильную жару, учила и другим вещам, странным и чуточку стыдным — но все это мне со временем пригодилось. Обучая меня, она основательно обругала моих монастырских наставниц, а заодно и способ воспитания молодых девушек у меня на родине.

— Э-ээ… недотепы! — морщилась Сейад, обнаружив, что я не ведаю о некоторых тайных делах. — Принцесса ты, а этому и рабынь учат их матери! Чтоб быть счастливой, девице надо о себе знать и о мужчинах знать — а тебе только и показали, как кусок ко рту нести. Охламоны они!

Раадрашь хохотала, болтая ногами; Шуарле улыбался. Я пыталась возразить:

— Но, Сейад, они же считают, что девица должна быть целомудренной, вот и ограждают ее от излишних знаний до срока…

— Кому это невежество мешало делать глупости? — хмыкала Сейад. — Э-ээ, да не проще ли обмануть ту, что себя не понимает? В чем целомудрие? В незнании разве? А может, в том, что все знаешь — и свою истину ищешь?

Меня вправду плохо учили. Мне просто повезло, что за мое обучение взялись Сейад и Тхарайя. Я делала успехи — и носила ребенка так легко, будто он был маленьким вестником Божьим. Мне не хотелось сидеть взаперти; под охраной Тхарайя, Керима и Шуарле я перебиралась по мосту через ущелье и гуляла в горах. Раадрашь где-то раздобыла котенка странной здешней породы — похожего на варежку, с крохотными лапами, совершенно без носа, лишь с плоским розовым треугольничком на плоской рожице, с голубыми пуговицами глаз. Я все время была занята и весела — а выглядела, если верить шуточке Тхарайя, как беременная мышь: из шарика торчат тоненькие лапки. Кого бы это рассердило?

В степи расцветали тюльпаны, когда пришло мое время. Ни Сейад, ни Керим не могли уменьшить беспокойство моего драгоценного принца — а я просто-таки удивлялась собственной беспечности. Роды — тяжелое дело и смертельный риск; от родов умерли две моих кузины, надо бояться… но Нут в венке из тюльпанов снова выкидывала две шестерки.

Странно подумать, как смутно мне сейчас припоминается боль, которую я тогда чувствовала. Кажется, это длилось ужасно долго. От особенно резкой боли у меня серело в глазах; я видела бесконечную равнину, серую под серым небом — но пыталась дышать, как учила Сейад, и вокруг светлело снова. От крика Эда эта серость растаяла совсем.

Вовсе не такой черный, как Тхарайя, а нежно золотой, словно бронзовая фигурка, мой бесценный малыш. И глазки у него тоже оказались золотые, янтарные, яркие и прозрачные, а еще — тоненький мышиный хвостик с мягким жалом на конце, вроде шипа на розовом стебле.

Не столько человеческое дитя, сколько птенец аглийе. Ему суждено было стать таким же сильным и великолепным демоном, как его отец, подумала я — и любовь к малышу заполнила меня до краев, несмотря на всю необычность этой мысли. Не удивительно ли, продолжала я размышлять, что меня не пугает и даже не смущает роль матери демона? Я восстанавливаю справедливость, думала я, лежа на плече у моего принца и держа малыша у груди — я стала женой наследника трона, и мой старший сын в свое время тоже станет великим государем. Разве Тхарайя не рожден владыкой?

— Я отправил трех голубей во дворец государя, — сказал мой принц. — Мой отец должен узнать об этом, а все в Ашури-Хейе должны узнать о тебе, госпожа сердца моего.

— Мне кажется, или тебя это тревожит? — спросила я.

— Мы вернемся в Лаш-Хейрие, — сказал Тхарайя, прижимая меня к себе, все так же тревожно. — Мы вернемся в Гранатовый Дворец, Светоч Справедливости увидит своего внука… а нам с тобой придется подчиняться дворцовому регламенту — конец нашей свободе. Мне придется забыть о радости просыпаться рядом с тобой; ты будешь жить на темной стороне, среди женщин, считающих тебя незаслуженно счастливой, и кастратов-интриганов. И я навсегда забуду о спокойствии, потому что наше дитя — очень нежелательное лицо для всей моей родни… зато мои любовницы обрадуются и примутся изыскивать пути для мелких гнусностей… А, не следовало бы мне говорить тебе об этом!

— Это правда, не следовало, — сказала я. — Ты меня пугаешь.

— Я хочу, чтобы ты была ко всему готова, Лиалешь, — сказал Тхарайя. — И еще к тому, что я буду защищать вас от любых бед, как бы не легли кости Судьбы. Знай — ради вас я нарушу и обычай, и закон, если в том будет нужда.

— А это ты меня успокоил? — рассмеялась я. — Дракон, я поверила. Ты же знаешь — я ничего не боюсь с тобой.

Тхарайя чуть прикоснулся кончиками пальцев к головке малыша.

— Его имя — Хаштеа, — сказал он нежно. — Огонь, услышь, Нут. Да?

— Да, — сказала я, подумав про себя: "Его имя — Эдуард, и он станет великим владыкой, помоги ему, Господи". У меня было лучшее дитя на свете и лучший на свете муж.

Когда мы спустились с небес… с гор, я хотела сказать, в степи цвели маки.

Светоч Справедливости, государь, отец Тхарайя, прислал за нами целый караван — с чудесными лошадьми, запряженными в повозки, в сопровождении верховых рыцарей, которых тут звали "соколами короля". Вся эта процессия дожидалась перед мостом через ущелье. Соколы привели в поводу лошадей для свиты принца; аглийе и лошади косились друг на друга с сомнением и опаской.

— Опять верхом, это невыносимо, — вздохнул Шуарле, но его-то я утешила, пообещав взять к себе в повозку. У воинов Тхарайя не было других возможностей.

— Разве птицам положено трястись в седле? — ворчал Керим, похлопывая вороного по холке. — Разве тем, кто привык парить в небесах, хорошо сидеть верхом на живом существе? Разве живому существу это может понравиться? Разве тебе бы понравилось, Йа-Кхеа, если бы кто-нибудь взобрался к тебе на шею?

— Лошади созданы для всадников, — возразил рыцарь из долины.

— Если бы лошади были созданы для всадников, они были бы созданы с уздой и седлами на спине, — возразил Керим. — А раз они рождаются без узды и седла, значит, они созданы для других вещей. Может, лошади созданы бегать по степи на свободе? Разве хорошо садиться на кого-нибудь сверху и бить его ногами, чтобы он бежал быстрее?