Людмила Астахова - Ничего невозможного

Фэйм, хоть и нарадоваться не могла такой резкой перемене настроения Росса, потрясенно взирала на каждодневную битву двух немолодых мужчин за внимание одного младенца. Они на полном серьезе строили друг другу козни, плели интриги и ругались до тех пор, пока не додумались по-честному разделить время, отдаваемое детям. Вторая половина дня, после окончания занятий в университете, честно принадлежала Коринею, а вечер — Джевиджу. И упаси ВсеТворец посягнуть хоть на минутку сверх положенного — загрызут.

— Эта хитрая ж-ж-ж… филейная часть — твой муженек, деточка, откровенно мухлюет, — жаловался разобиженный Ниал. — Тоже мне выискался папаша! Он возвращается каждый день все раньше и раньше.

— Разве не этого мы с вами добивались? — сдержанно улыбалась Фэймрил. — По-моему, наш план был именно таков — заставить Росса ощутить себя отцом.

— Он удался! — сокрушался профессор, еще более расстраиваясь. — Но кто ж знал?

Леди Джевидж, к примеру, тоже не могла себе вообразить такой реакции от сдержанного, вечно закованного в панцирь условностей супруга. Не говоря о няньках. Те так и вовсе не привыкли, чтобы сиятельные небожители в раззолоченных мундирах, нисходящие к простым смертным со своих вершин лишь по острейшей необходимости, уделяли своим отпрыскам более трех минут в день, и не знали что и думать, когда милорд отбирал у них детей на два часа кряду.

— В детях есть удивительная прелесть, дорогая, — удивленно объяснил он. — Ты не поверишь, но у меня даже желудок перестал болеть по утрам.

— Это от хорошего настроения и добрых мыслей. От детей ведь не только грязные пеленки и горючие слезы бывают.

— Не исключено. Рядом с Дианом меня охватывает удивительное спокойствие.

Фэймрил только и оставалось, что улыбаться и тихо радоваться своему счастью — видеть умиротворенного, живущего с самим собой в ладу и мире Росса Джевиджа. И — да, он позволил Кири играться со своими орденами — цеплять их на платья куклам и скалывать края «королевской мантии» из бархатной скатерти, когда та рядилась в принцессу.

Хисим-месяц заканчивался так же стремительно, как истощались финансы Ярра и Плонта, заказчик — мистрил Бирида требовал исполнения обещания, а леди Джевидж оставалась столь же недосягаема, как бриллиантовая корона на статуе ВсеТворца в Нэну. И то, пожалуй, украсть священную реликвию проще, чем дотянуться до супруги лорда канцлера.

Пока мистрил Плонт добросовестно обследовал все подходы к дому по Илши-Райн, мистрил Ярр пытался свести знакомство с кем-то из домочадцев.

— В охране там сплошь бывшие рейнджеры, — сетовал рыжий толстячок, затягиваясь горьким дымом самокрутки. — С ними договариваться бесполезно.

— Сойдись с горничной, — безразлично посоветовал Плонт.

— Пробовал, — поморщился Ярр, обиженный таким невысоким мнением напарника о своем воображении. — Это первое, что я сделал, между прочим. А толку? Миледи без охраны никуда не ходит, в театр, в оперу, на приемы только с мужем и телохранителями, даже в саду с детьми гуляет в сопровождении двух верзил. Не дом, а осажденная крепость.

Чистенькая служаночка побрезговала случайным знакомым, но наболтала достаточно, чтобы тому не понадобилось специально развязывать ей язычок.

— Это точно. По ночам собак выпускают бегать и четыре раза делают обход территории, — поделился выводами тощий наемник. — Особняк только штурмом надо брать.

— Заказ выполнять надо, — проворчал Ярр недовольно. — А задаток мы потратили.

— Угу.

— И хочется получить оставшиеся пять тысяч.

— Угу.

Долговязый Плонт не отличался красноречием, и его костлявая длинная физиономия, как правило, не выражала никаких чувств. За то и ценил его шустрый напарник — за контраст и невозмутимость. Ярру же на месте никогда не сиделось, вечно тянуло куда-то. Он и сейчас, подобно мячику, скакал по убого обставленной, нетопленой меблированной комнате, то ли согреваясь в постоянном движении, то ли ища выход накопившимся эмоциям. Аж вспотел в старой, потертой шинели, подобранной на свалке и кое-как очищенной от грязи, отчего вокруг распространялся острый запах свежего и застарелого пота.

— А может, ну его, этого Бириду? А? Или того лучше — давай хлопнем его самого? — горячился он.

— Нет, — заявил Плонт. — Я хочу эту бабу.

Он успел хорошенько разглядеть леди Джевидж, когда они с канцлером выходили из ландо возле оперы. Бархатная кожа покатых плеч, соблазнительные очертания груди под прозрачной газовой накидкой и стройная талия привлекли унылого наемника больше, чем обещанная награда. При одной только мысли, что эта гордая женщина, изнеженная аристократка окажется в полной власти безродного изгоя и убийцы, его охватывало острейшее возбуждение. Воображение подкидывало Плонту самые соблазнительные картинки. Она еще будет умолять взять ее, ползать на коленях, просить оставить жизнь. Особенно когда узнает, в чьи руки попадет. Конечно же, мистрил Плонт снизойдет до мольбы, не сразу, разумеется, немного поломается для порядка. На этой сливочно-мягкой коже даже кровоподтек и рана будут выглядеть прекрасно, как цветы…

Ярр грязно выругался, видя, как и без того тусклые глаза напарника затягиваются мутной пленочкой предвкушения удовольствия. Теперь мистрила Плонта можно резать на куски, но от своей задумки он не отступится. Тем более заказчик разрешил попользоваться пленницей. Хотя вряд ли наемник сделает миледи больнее и хуже, чем мститель Бирида. Ну, помнет-порвет немного, но замордовывать до смерти не станет. Ярр ему не даст. За пять тысяч он против кого угодно восстанет, даже против озверевшего соратника. Так уже бывало. Главное, Плонта вовремя остановить, не дать пустить в ход нож.

— Аристократка… ах-ха…

— Заткнись! И вытащи руку из штанов, похабная морда! — окончательно взорвался коротышка. — На двор иди рукоблудничать! Глядишь, дождик тебя охладит достаточно, чтобы мозги заработали.

— Не кричи на меня, — проворчал Плонт, недовольный, что его так грубо прервали, насильно вызвав из мира грез.

— Надо придумать, как ее выманить!

— Вот ты и думай. Ты у нас самый умный, — промычал долговязый и прямо в одежде лег на кровать, отвернулся к стене и продолжил свое увлекательное занятие.

Напряжение, которое он испытывал, требовало освобождения. Немедленного. А мистрилу Плонту уже не шестнадцать, к слову.

Ярр сплюнул на пол, нахлобучил на макушку липкую от наслоений кожного сала кепку и отправился прямиком в ночную винную лавку. Всем хорош напарник Плонт — дело свое знает, молчалив и покладист, но извращенец, каких свет не видывал. Толстый убийца знал коллегу не первый день, чтобы уяснить, — того возбуждают только собственная безнаказанность и беспомощность пленника.