Юлия Галанина - ЗвеРра

— Очень удобно, — фыркнул, раздув ноздри, зубр. — А можно вас попросить передать вашим застенчивым родичам, что в лесу лисы и соболя должны чувствовать себя куда уверенней, чем зубры. Не возьмут ли они на себя обязанность следить за окрестностями во время движения, чтобы вовремя заметить опасность.

— Я спрошу, — спокойно кивнул архивариус. — Думаю, что возьмут.

— Лучше я, — вмешалась Диса, вскочила, — и понеслась к расцвеченному рыжим и чёрно-серебристым мехом пригорку, пока никто не остановил.

Илса с Нисой переглянулись и звонко рассмеялись.

Глава зубров недоуменно нахмурился.

— Сегодня Дисин день, — объяснила Илса главе зубров, заметив его недоумение. — Сегодня она вертит лисицами, как хочет — и будте уверены, заставит сейчас всех родственников включиться в охрану колонны и дружно бегать по лесу, оставляя на кустах клочки роскошных мехов. Это её маленькая месть за друга.

— За того безумца, которого я убил в Оленьем Дворе? — спросил бесстрастно Лунный волк.

Он держался в стороне, малозаметный на снегу. Странное дело, но совещающиеся про него почти забыли. Даже панически его боящийся росомаха.

Вопрос Лунного волка прозвучал резко и неожиданно. Лисички уставились на спрашивающего, словно в первый раз заметили.

— Гиса обязательно было убивать? — нахмурилась Ниса. — Он же и так…

— Мало объявить себя ЗвеРрем ЗвеРрей — надо отстоять это имя. Я убил бы каждого, кто не смог убить меня, — холодно сказал Лунный волк. — Как вашего лиса. Чтобы остался сильнейший.

— Даже странно, как Марк выжил при таких раскладах, — фыркнула Илса, искоса поглядывая на Лунного волка.

— А Марк тут причём? — удивился Лунный волк, гордо поднимая голову. — Он беспомощней слепого щенка. Любой звеРрик даст ему фору.

— Я с вами не согласна, — упрямо наклонила голову Илса.

— ЗвеРрь ЗвеРрей — не его имя, — припечатал Лунный волк.

— Не очень-то и хотелось, — буркнул Марк. — Зато я летку-енку танцевать умею. И художественно свистеть.

— Кто ты, Марк? — повернулся к нему Лунный волк.

— Не скажу, — Марк вспомнил, как Буратино дразнился, делая "нос" из растопыренных ладоней, и помахал точно также Лунному волку.

Волк удивился кривляниям шестого человека, но величественно промолчал.

Илса с Нисой дружно фыркнули.

Глава зубров признался:

— Сказать честно, я как-то и забыл, что с нами истребитель звеРрюг. Не привык, что Лунный волк бодрствует днём.

— Если лисы будут наблюдать за окрестностями, я только обрадуюсь, — заметил Лунный волк. — Правда, не думаю, что звеРрюги подойдут к нам. Меня они, всё-таки, боятся.

— Свершилось, — заметила Ниса, которая наблюдала за перемещениями чернобурки. — Диса добралась до наших. Лисы в недоумении. Совещаются.

— Значит, судьба, — усмехнулся Марк.

Хотя каша придала сил, и ноги получили передышку, отрываться от ствола ему не хотелось. Сосна приятно пахла смолой. И если закрыть глаза, то можно было представить, что ты дома. Не в проклятом городе.

— Пора идти, — заставил себя отойти от дерева Марк. — Я думаю, все уже отдохнули. Раз решили идти по старой дороге, значит, идём по дороге.

Лунный волк поднялся из снега. Встряхнулся.

— Я думал, волки опомнятся и нагонят нас. Как нагнали лисы, — признался он.

— Не грусти, Акелла! — подбодрил его Марк. — Ещё не вечер.

— Ещё не ночь, — поправил его Лунный волк.

Ночь седьмая

Но вечер наступил. И довольно быстро, не прошли они и половины пути.

Солнце не показывалось из-за снежных туч весь день, так и село за ЗвеРрой, даже лучика не послав на прощанье.

Быстро стемнело. Ветер к ночи утих, небо вызвездило. Холодно было так, что, казалось, оледеневшие деревья по обочинам звенят, как стеклянные.

Горожане, топающие по заброшенной дороге, отрастили меха наибольшей длины и пушистости. Шли молча, лишь скрипел снег под меховыми обувками. Зубры с копьями мерно шагали по краям колонны, легконогие лисы мелькали между деревьями, проверяя лес.

Соглядатаи кислых мышей держались на расстоянии, неслышно скользя вслед таборитам. А молодые волки наблюдали из леса, аккуратно отступая, когда приближался лисий дозор.

У Марка мёрзли зубы. Даже с плотно сжатыми губами. Остальное тело уже и не чувствовало холода. Время от времени Марк поднимал голову и смотрел на искристый Млечный Путь над головой, свободный от оков. Приближающийся Пояс Безумия ЗвеРры казался промороженным капканом. Всё вокруг источало ледяную ненависть, несовместимую с жизнью. Проклятие было не там, в городе, утерянное вместе с Артефактом — нет, оно притаилось здесь, за каждым кустом, каждым деревом. Тёмное небо заслоняли чёрные горы, с каждым поворотом дороги становившиеся всё ближе и ближе. Слышен был гул осиротевшего Выдрового Водопада.

Лунный волк мягко шёл рядом — теперь его всякий бы заметил.

Пытаясь хоть как-то согреться, Марк отвлёкся от неба, стал с усилием сжимать и разжимать пальцы в полосатых перчатках и водить по ноющим зубам тёплым языком. Скосил глаза на Лунного волка — и на остатках упрямого ехидства подумал, что так, должно быть, могла выглядеть собака Баскервиллей, измазанная фосфором от пяток до ушей и светящаяся каждой шерстинкой.

Думал сказать об этом волку, да разжимать рот не хотелось.

Дорога сделала очередной виток, вывела на относительно прямой участок.

Теперь половинка шестой луны замерла в расщелине между двумя остроконечными вершинами, как раз там, куда уводила заброшенная дорога.

Луна манила на волю, звала в распадок, обещала новое и неизведанное.

Но дорогу перерезал, встал стеной серебряный шиповник. И шипы его были острее копий зубров.

У Марка сжалось сердце, вспомнившее прикосновение стража ЗвеРры. Ноги отяжелели, стали ватными. Марк не думал, что это произойдёт так скоро… Он вообще ничего по этому поводу не думал, но мир вокруг — с замёрзшими деревьями, с оставленным где-то там за спиной городом, с уютной мельницей на водопаде, от чьих жерновов пахнет пряностями, а тайники скрывают астролябии и подзорные трубы, мир с идущими вокруг друзьями, домочадцами и последователями — весь этот мир исчез куда-то в одночасье.

Остался только лютый холод, горы, половинка луны меж двух вершин, да дорога, ведущая прямо на луну.

И непроходимая стена поперёк дороги: цветы и листья, отливающие металлом, и колючки, искрящиеся звёздами Млечного Пути.

Морозная стылость странным образом соседствовала с лихорадочным жаром, словно пылающее сердце Марка испуганно билось о ледяную клетку, плавило прутья, обугливалось само, раскалялось сильнее с каждым шагом, но холод вокруг не становился теплее, и шиповник был далеко-далеко, почти у луны.