Ярослава Кузнецова - День цветения

На холм. Фу ты, и сам устал. Немножко уже осталось. Эдак с месячишко побегать — самое оно. Сто очков вперед каоренским "псам" дадите. В беге, по крайней мере.

Вот и развалины. Я хотел скрытно подойти, а парни заорали:

— Прыгун!

— Прыгу-ун!

— Чего?

Уф, живой, хвала Сущим! Живой, паразит.

— Убивец где, Прыгун?

— Не было. А че там, бабку-то допросили? Сказала чего?

— Да какое там! Не до бабки, Прыгун. Господина Улендира-то — того. Удавили до смерти. И госпожу Иверену.

— Тоже удавили?

— Как есть удавили. Теперича жди его сюда, волосню жечь. С новой, то есть, жертвой.

— Ниче, ребята, нехай приходит. Мы его ужо встренем.

Сами себя подбадривают, а на меня поглядывают жалобно.

— Слышь, Адван…

— Чего тебе, Носатый?

— Ты с нами тута останешься, или как?

И надежда в глазах — что скажу "останусь".

— Нет, парни. Я сейчас в Треверргар смотаюсь. Прихвачу кой-чего. А то от ваших грандиозных идей у меня все из башки повылетело. Я ж хотел тут одну штуковину приспособить, наподобие той, что молодой Рейгред организовал.

— Это какую штуковину?

— Вот принесу и покажу. Ладно, все. Продержитесь полчетверти, потом сменим вас.

И по тропочке в Треверргар двинул.

Уф-ф, слава Тебе, Господи!

Вот же сумасшедшая старуха! Наконец-то соизволила убраться. Нет, я этого так не оставлю. Ч-черт, руки трясутся… Я этих идиотов, Носатого с Простофилей… я их… Ур-рою! Высечь велю! Хозяин я или нет?! Кто тут вообще хозяин, я или эта исходящая желчью знахарка?!

У-у, карга старая! Ненавижу. Господи, что же это такое делается-то, а?! Какого черта наши крестьяне лупят наших лошадей и наших стражников клюками, а нас поносят на чем свет стоит? Да, небось, на деда Мельхиора не посмела бы так наскакивать, пасть бы свою поганую не разевала. Ох, отец, отец, ты был слишком мягкосердечен. Нельзя так, родной ты мой, они же не люди, волки они, злющие, подлые…

Господи, отец, я ведь только теперь понял — тебя уже нет. Ты не уехал в городской дом, не отправился куда-нибудь с дипломатической миссией, и все, что осталось мне — твои вышивки и память, а тебя самого не будет уже никогда…

Никогда ты не улыбнешься:

— Как дела у славной гвардии Ее Величества?..

Никогда не заглянешь в глаза, почувствовав то, что я пытаюсь скрыть от тебя:

— Что-нибудь серьезное, сынок?..

Я помню, как ты разрешил мне поступать в гвардию, хотя у тебя были другие планы относительно меня, я же знаю, отец. Я, конечно, туповат, но не настолько, чтобы не видеть очевидного. Но ты понимал, что все эти игры мне не по нутру. Ты мог бы меня заставить, как дед заставил тебя самого, но ты не сделал этого, отец, ты сказал только:

— Будь поосторожнее, Эрвел. Помни, чему я тебя учил. Вспоминай хоть иногда, сынок…

И я знаю деда Мельхиора, я знаю, что тебе пришлось выдержать серьезную осаду, но даже дед Мельхиор ничего не смог с тобой поделать, отец, и ты отпустил меня…

Ты ведь был еще совсем не стар, я думал, мы будем вместе десять, пятнадцать, а если повезет, то и двадцать лет… Альсарена же — марантина, они — отличные лекари, марантины, я думал, ты проживешь долго…

Господи, папа, как же я теперь буду — без тебя?..

Вот и я опять, Орлиный Коготь. Вот и я, родные. Как вы тут? Эти пыхтящие сторожа вам не очень докучали? Адван Каоренец лично постарался распихать их по углам, но они все равно толклись здесь, в зале… Вы не сердитесь, родные?

Сегодня я не принес того, чего хотел. Я думал, смогу отпустить всех вас, родные, но проклятый Паучонок помешал мне. Не в первый раз, между прочим. Изящная идея с кровью, как сказал бы Эдаро — большое поощрение. Ведь его ловушка сработала бы, не подвернись Ульганар. Которому, кстати, полагалось спать, равно как и Маленькой Марантине. Мне не хотелось ничего делать с Ульганаром. Я решил, что Паучонок может и подождать…

На самом деле, я мог бы все успеть, родные. Если бы не возился так долго с Паучьим сыном, да вдобавок не потратил пропасть времени на развлечения с его охраной. Прекрасно бы успел разобраться и с Эрвелом Треверром, и с Паучонком… Если бы, конечно, нашел Паучонка, который тогда сидел в той пустой комнате, с ловушкой. А, если бы я нашел Паучонка в той комнате, ловушка бы сработала, и, облившись кровью, я бы вряд ли был на что-либо способен…

Ладно. Что сделано, то сделано, что не получилось — получится. Так ведь, Сестрица?

Я поправил тонкие веточки, подложил щепы. Чиркнул кресалом. А ведь может быть и так, что мне самому хочется подольше заниматься моим Делом. Треверров слишком мало, если брать их по трое в ночь, они очень скоро кончатся, и что потом?.. Потом вы уйдете, и я не смогу больше видеть и слышать вас. Вы уйдете, а я…

Раз, два — нету.

Не надо думать про "потом". Костерок разгорелся, я добавил хворосту. Вытащил платок, развернул, отделил половину приношения.

Ордар Эвангон, Державший стремя отца моего, это я, Релован, я принес тебе подарок. Приди и прими выкуп за кровь, что неправедно отнята…

Ордар?

Ордар, где ты, почему я не вижу тебя? Что происходит?

Попробуем еще раз. Ордар Эвангон, Державший стремя отца моего, первый мой наставник, еще прежде Гатвара, ты учил меня обращаться с лошадью, ты учил меня стрелять из лука, Ордар Эвангон, я принес тебе приношение, во имя крови, что пролилась в этой зале четверть века назад, приди же, Ордар Эвангон, прими выкуп…

В Тот день, последний свой день, ты был рядом с отцом, ты держал Большой Кубок, Ордар, и ты должен был перед самым Вручением отдать Знаки Лагарву, стременному Дагварена. У тебя были они, Знаки, на поясе, я же видел, тогда, потом, ты лежал у стола, на пять шагов от Дагверена, рядом с дядей Гарваотом, вы спина к спине дрались, вы почти дали Литаонелл возможность добежать до окна — если бы не стрела… А Знаки, Ордар, они так и остались на поясе у тебя — серебряное Стремя и бронзовый Меч…

Я не вижу тебя, Ордар. Ни живого, ни мертвого. Даже мертвым я не вижу тебя.

Почему, Сущие?

Я звал, и они приходили, я видел лица их, слышал голоса, они словно бы касались меня — или это я словно бы касался — их… Они приходили за выкупом, все — приходили, хоть как-то…

Я чувствовал их, чувствовал, что они принимают мои приношения, чувствовал, как они уходят, освобожденные… А теперь — не чувствую. Ничего…

Ордар, я тебя обидел? Чем я обидел тебя? Ты не хочешь выкупа?.. Может, ты хочешь, чтобы первой была твоя сестра?

Иланелл Эвангон, воительница Брата-Огня, я принес тебе выкуп за кровь твою, за смерть твою, Иланелл, приди и прими его…

Иланелл…

Ты была ученицей дяди моего Ирована, ты любила его отчаянной, безнадежной любовью, а он — он боялся сухого пламени глаз твоих, теперь я это знаю, боялся разочаровать тебя, поэтому делал вид, что ничего не происходит, ты опекала Орванелл, сестренку мою, мечтавшую стать, как ты, воительницей, ты приняла смерть с мечом в руках, ты хорошо дралась, я знаю, боги, Иланелл, отзовись, это я, Релован!..