Ярослава Кузнецова - День цветения

Если это так… если он мертв… гореть мне вечно в вечном огне!..

Но может, он только ранен? С рассеченным крылом, с переломами от падения с высоты, связанный, запертый, в руках у Арамела, но живой, живой?!

Лицо колдуна вдруг странным образом начало меняться. На нем отразился стремительно нарастающий ужас.

— Кара Господня! — провозгласил он гулким, как набат, басом.

Я аж подскочила.

— Какая кара, ты что?!

— Минимум на сутки, — сообщил колдун, мгновенно вернувшись в нормальное состояние, — Правда, если он жив.

— Кто жив? — я ошарашенно моргала.

— Святой отец. Слушай, когда он устроил мне в Ладараве "кабинет", сам где разместился? Не знаешь случайно?

— Какой кабинет? Не понимаю…

— Он наверняка перетащился в Ладараву, и свой Сабральский хор перетащил. Чтоб ко мне поближе оказаться.

— А! Ну да. Он в моей комнате поселился.

Я ощутила некоторое раздражение. Поселился в моей комнате! Разве я его приглашала?

— Ага, — сказал колдун, — Значит, мог и выжить. Пока сапоги натягивал, пока штаны поправлял, пока вниз добежал, мы с Йерр уже далеко были. Но парней его мы положили. Надеюсь, не всех. В любом случае, минимум на сутки он выпадет.

Я продолжала не понимать.

— Почему выпадет, если он жив?

— Вот именно, — колдун назидательно поднял палец, — Он — жив. А парней своих — положил. В Каорене это называется "командирский комплекс".

— А ты… точно знаешь, что мальчики-кальсабериты… не спаслись?

Колдун хмыкнул.

— Если только один-два… по случайности.

— Господи! Бедный Арамел!

Колдун некоторое время с непонятным выражением смотрел на меня, потом вздохнул и покачал головой.

— Да-а… Ты добрая. Жалеешь меня, жалеешь его…

Неужели тебя это хоть немножко задело, язычник? Или ты считаешь меня непроходимой тупицей, слепо следующей Истинному Закону? Я пожала плечами.

— Это лучше, чем мстить.

— Может быть, — спокойно согласился он, — Ладно, вернемся к Иргиаро. Кто там у нас… Ульганар, — колдун вздернул подбородок и строго оглядел пещеру, — Эрвел, — перевел озабоченный и немного рассеянный взгляд на меня, — Паучонок, — шароко раскрыл глаза и пару раз наивно взмахнул ресницами, — Они будут ждать дознавателя. Все. А дознаватель… — теперь на меня сдержанно-участливо взглянул Илен Палахар, — Дознаватель — будет сидеть в засаде и ждать убийцу. Особенно, если Арамел жив.

— Да что тебе дался этот Арамел! — возмутилась я, — Убийца — ты! Ты убийца!

— Дознаватель ждет убийцу Иверены и Гелиодора, — спокойно возразил колдун, — Я тут ни при чем.

У меня дыхание перехватило от ярости. Врет прямо в глаза! Хоть бы постеснялся!

— Знаешь что? Мне-то голову не морочь. Арамела зачем-то приплел. Он, между прочим, собирался оказать тебе помощь. Посильную помощь в твоем положении.

— "Ты не тронешь тех, кто находится под моей опекой, и уберешь тех, кого я скажу, — голос колдуна преобразился, став неотличимо похож на голос старшего кальсаберита, — Я, со своей стороны, устрою тебе побег", — он сделал паузу, во время которой я недоумевающе моргала, потом спросил своим собственным голосом:- Ты об этом?

Он специально меня злит? Комедиант!

— Нет, не об этом. Он готовил тебе смерть при попытке к бегству. Быструю и безболезненную. Зря, конечно, старался, придумывал, как бы и волков накормить, и овец уберечь… Плевать ты хотел на заботу его…

Колдун молчал и кривил губы. Маукабра, растопырив когти, выкусывала себе между пальцами.

— Он не мог такого говорить! — крикнула я, — Ты все лжешь… не знаю, зачем…

Пауза. Колдун вытянул трубочкой губы, словно собираясь засвистеть, но не засвистел. Зато сказал:

— Есть одно очень верное правило. Пока не прокачаешь — зачем, почему и каким образом, не имеешь права что-либо утверждать. Сперва построй расклад, а потом делай выводы.

Я с размаху швырнула в воду намыленное тряпье.

— Ах ты, Боже мой! Я еще должна доказывать, кто тут виноват! Да тебе просто стыдно, вот и городишь ахинею!

— Мне стыдно? — деланно поразился колдун, — Чего мне стыдиться, скажи на милость?

Я встала и мстительно вытерла руки о излишне длинный, хорошего сукна, подол колдунской котты.

— Ты убил женщину, которая тебе доверяла, которой ты нравился, черт тебя дери! Ты бессоветно, цинично ею воспользовался, а потом убил!

В глазах его дрогнула стеклянная стена. Получил, неуязвимый? Ведь в тебе что-то осталось человеческое, иначе не быть бы тебе целителем. Никогда не быть.

— Значит так, — глухо выговорил он, — Раз и навсегда. Я не убивал твою сестру. Женщины не прнадлежат роду. И, если бы я успел, она осталась бы жива. Косвенно я виноват в ее смерти. Признаю. Но уверен, и без моего бальзама святой отец нашел бы, чем их с Гелиодором отравить. В крайнем случае спер бы что-нибудь у тебя из аптечки, — он поднял ладонь, предупреждая мои возражения, — Я расскажу тебе, как их убили. Ты ведь марантина. В растираниях понимакшь?

Я молча ждала. Пусть оправдывается.

— Аконит. Я дал ему бальзам для коленок. В состав входит аконит. Это и была собственно отрава. А у твоего братца Паучонка проблемы с желудком. Так что и оболочку было из чего соорудить.

Кардио-токсический яд. Сердечный приступ. И, чтобы жертвы не свалились в корчах сразу же — оболочка из обволакивающего средства, способного довольно долго сопротивлятся действию желудочного сока. Снотворное для Гелиодора. Благодаря этому он прожил подольше Иверены, но проснуться не смог. А Иверена успела понять, что с ней что-то не так. Однако, почувствовав недомогание, долго крепилась, не хотела звать на помощь. "Да чтоб я у тебя еще раз о чем-то попросила! Да никогда! Да провалиться мне!" И не звала, покуда не стало совсем плохо. А потом уже было поздно.

Прости меня, Иверена…

— За несколько дней до этого собаки не пропадали? — спросил колдун.

Собаки… Что-то такое я слышала от Ровенгура… Да, кажется, случай имел место… Ну и что? А кто убил собаку? Не ты ли сам, мой драгоценный собеседник?

— Это еще ничего не проясняет. Согласна, убийство произошло именно так. Но при чем тут Арамел?

— А как, ты представляешь, отрава попала в желудки твоей сестры с мужем? И никто ничего не заметил?

— Откуда я знаю? Подмешали в вино, в еду… хотя нет. Яд, скорее всего, дали в твердом виде, вроде пилюльки в облатке… подожди…

— Ну? — колдун сделал нетерпеливый жест.

Облатки-желуди. Невозможно сладкие, такие, что детское желание погрызть или пососать их погибло в зародыше. А выплюнуть нельзя. Можно только проглотить, и как можно скорее.

Арамел. Не может быть. Зачем? Что Иверена ему сделала? Значит, он тоже лгал мне? Этот его отеческий тон… а на самом деле и меня… при попытке к бегству… Стуро! У него в руках!