Ярослава Кузнецова - День цветения

Раз-два — нету. Зачем ты думаешь об этом сейчас? Если это случится…

Тьфу ты! Надо отвлечься. В глотке пересохло напрочь. Я тихонько кашлянул. Маленькая Марантина сразу обернулась.

— Ты не могла бы дать мне воды?

— Конечно, — принесла котелок, приподняла мне голову.

— Ты только держи, я пить-то могу.

Ненавижу слабость и беспомощность, ты ведь знаешь это, малышка. Зачем, зачем ты это сделала? Поставить на место вессара, а?

— Спасибо, — Маленькая Марантина убрала котелок, бережно устроила мою дурную башку на подушке.

Дорвался. Налакался под завязку. А как быть с тем, что — наоборот? За полчетверти обязательно лопнешь. Из ушей моча пойдет. Ты знала об этом, малышка?

Нет. Нет, ты просто обиделась. Обиделась, что я подумал об Иргиаро и не подумал о тебе. А ты у меня, конечно, сильная, только вот одно слабое место у тебя есть. Эрхеас называется. И лезет, куда не просят, совершенно не считаясь с тем, что подставляет тебя.

Так. Дело становится серьезным. Обездвиживание вовсе не освобождает от необходимости следить за сфинктерами. Даже напротив. Ч-черт.

— Слушай, а давай ты попробуешь меня отпустить, а?

— Я не умею, — с достоинством ответствовала Маленькая Марантина, — Это не входило в мое обучение.

Дьявол тебя раздери, нашла время выпендриваться!

— Я покажу.

— Ну, давай попробуем, — снизошла она неохотно.

— Подними сахт.

Маленькая Марантина завозилась, пытаясь поднять меня, чтобы задрать одежду. Наконец кое-как справилась.

— Правой рукой веди по грудине. Стоп. Чуть выше. Попробуй нажать. Двумя пальцами, сильно.

— Где, здесь?

Пальцы, естественно, сместила. Дайте терпения, Сущие…

— Чуть левей.

— Вот так?

— Сильнее, — она что, издевается надо мной?! — Ну, ткни с размаху! — А, черт! — Мимо. Поставь пальцы на точку… влево уехала… Вот так. А теперь другой рукой ткни.

— Я тыкаю! — обиделась Маленькая Марантина.

— Сильнее ткни. Сил у тебя, что ли, нету? Обделаюсь сейчас.

Онгер из Аххар Лаог, железяка ржавая, боги, да что же это такое?!.

Маленькая Марантина смотрела недоумевающе, потом спросила:

— Это такая точка?

Убью-у…

— Идиотка, я двинуться не могу! Палку возьми, если рукой сил не хватает!

Она еще поморгала.

— Погоди. Что же ты сразу не сказал? Давай сначала пописаем.

Этого еще не хватало!

— Иди отсюда.

Ничего. Продержусь как-нибудь, Йерр же не на все полчетверти ушла, да и вообще, не лопнешь ты, бурдюк вонючий, не лопаются за четверть…

— Ну, что ты дергаешься, я сейчас все устрою, — Маленькая Марантина поднялась и отправилась за посудиной.

А отползти в угол довольно затруднительно, если из всех конечностей работает только шея с гулькой башки на конце, да и та не по максимуму.

— Убери свои лапы, — сказал я Маленькой Марантине. — Отстань от меня. Я прекрасно потерплю. Уберись, кому сказал!

— Не спорьте с врачом, больной, — проговорила она серьезно, — Если вам стыдно, закройте глаза, — набросила мне на физиономию какую-то тряпку, принялась выпаковывать дохлого слизняка из штанов.

Дерьмо. Дерьмо вонючее. Ненавижу. Всех ненавижу.

— Не зажимайтесь, больной. Работайте.

Да подавись ты. Идиотство какое, боги! Видел бы кто-нибудь… Да уж, живым бы этот кто-нибудь не ушел. Помнится, десять лет назад я мог дать по морде человеку, неожиданно хлопнувшему меня по плечу.

— Вот и хорошо, — тряпка сползла с лица, и я получил возможность пялиться в потолок пещерки.

Маленькая Марантина сходила к ручью, потом вернулась уже без посудины, постояла немножко, глядя укоризненно, покачала головой:

— Ну, что ты, в самом деле. Ты же сам лекарь. Ведешь себя, как маленький.

— Извини, — буркнул я и отвернулся.

Шаги ее прошуршали по песку.

— Вот эта палочка подойдет? Значит, куда? Сюда?

И мы попробовали еще раз, с палочкой. И еще раз. И еще.

— Ладно, брось, — не выдержал я наконец. — Все равно никакого смысла. — Йерр права, я ничего не смогу сделать сейчас. — Я не могу рисковать, прости. Я не один. Придется подождать.

Если меня пристукнут, малышка умрет. И Иргиаро я вряд ли сумею помочь. Просто лишний раз покажу, что крылатая тварь — сообщник убийцы.

— Да, — глубокомысленно изрекла Маленькая Марантина, — По точкам бить опасно. Меня предупреждали.

Она так и не поняла. Что ж, это даже к лучшему. Терпеть не могу выглядеть смешным. Сейчас ты дашь мне бадейку, я помочусь и пойду раскидаю треверргарскую стражу одной левой… то есть, одной правой. Только пописаю на дорожку, и всех раскидаю.

— А ты как учился? — спросила Маленькая Марантина, — По муляжу, или… — замялась, быстро глянула в сторону, — По муляжу?

— По себе. Таосса показывала на мне. Потом я на ней показывал, как запомнил.

Всем вещам, связанным с точками, обучает Старший Аррах. Любого аинаха.

— Тогда я буду тоже на себе, — загорелась она, начала щупать свой живот.

— Лучше не надо, — не попадет ведь, полагается ставить пальцы ученика на точку, хотя бы в первый раз, — Я потом покажу, если получится.

Она не слушала.

— Вот здесь, да? Тыкаем с размаху. Ай!

— Перестань, слышишь? Там сердце рядом.

Выключишься еще у меня, а я и привести тебя в чувство не смогу, медуза вареная.

— Почему не получается? — Маленькая Марантина сделала рожицу обиженного ребенка, — Я что-то делаю не так? Мне говорили, нужна не сила. Нужно что-то другое.

Сила — просто для того, чтобы подействовало на меня. Той же Таоссе достаточно было бы легонько меня коснуться…

— Я научу тебя. Сядь, успокойся. Что смогу — покажу. Слово.

— Слово? — уцепилась тут же.

Как клещ.

— Если получится.

Кто его знает, как все повернется. Иргиаро вон до сих пор не показал, как уходить в Нигде. Времени нет, не совпадаем…

— Ну вот, — надула губки Маленькая Марантина, — Опять на попятный.

— Скажем так — если останусь жив.

Она засмущалась, какое-то время разглаживала мою котту на коленях, потом посмотрела на меня:

— Почему бы тебе не остаться в живых?

— Я не против, — усмехнулся я. — Как получится.

Все зависит от того, кто заправляет там, в Треверргаре. Но я не могу, не могу встроиться в этого вашего отца Дилментира! Он мне не был нужен, я его не прокачивал, на черта мне сдался капеллан… Ты говорил, Учитель, ты говорил:

— Не упускай деталей, наследник. Помни, отправной точкой расклада может оказаться все, что угодно. Подстреленная охотником птица. Пыль на шкафу. Чернильное пятно на рукаве каллиграфа. Чих старого деда.

Ты говорил это, я кивал, я думал, что понял тебя, и вот — сел в лужу. В большую-пребольшую лужу. Я не чувствую этого человека, напрочь не чувствую. И имею две абсолютно равноправные, одинаково проработанные линии. И какая из них — реальность, зависит от поведения "старенького, доброго, тихого, исполняющего свой долг, незаметного"…