Александр Сапегин - Долгие дороги сказок

После момента сомнения, на Андрея сошло ледяное спокойствие и изнутри поднялась странная сила и уверенность, как тогда, перед побегом из рабской клетки…

Словно выросли крылья и хвост. Вот когда жалеешь, что нет хвоста… Рот наполнился острыми зубами.

Видимо, что-то поменялось в его позе и лице, раз хирдманы напряглись и наполовину выдвинули клинки из ножен. И он пошел ва-банк, чем Тарг не шутит:

— Правильно, тэг Хаг Морской Тур из клана Драконов. Редко встретишь знатока Малой Эдды, тем более из таких далеких земель. Да только слова свои назад подбери, за самозванца я могу и голову открутить, — Андрей хищно улыбнулся, обнажив острые зубы и выступающие клыки, северяне полностью обнажили клинки и придвинулись поближе, парочка воинов, стоявших у телег, вскинули луки с наложенными на тетивы стрелами. — Слово не воробей, вылетит — не поймаешь! И с чего вы взяли, что вы единственные в мире? А? История моего рода (Чуть не сказал гнезда, Карегар усыновил? Усыновил! Ты назвал его отцом? Назвал! Кровь одна — будь добр, блюди честь рода. Все просто.) насчитывает десять тысяч лет. Я же не предъявляю претензий варварам в том, что они узурпировали имя моего рода. Не стоит кидаться на слово «дракон» как хурф [4] Хурф — хищный зверь, повадками и видом напоминает земную росомаху, укрупненную в два раза. на кролика. Я Дракон и мне приятно, что на севере есть и другие — воины, мореходы, чтящие честь и достоинство своего имени, добывающие славу своими деяниями и оружием. Будет неприятно убить их здесь из-за того, что их походный конунг страдает излишней мнительностью.

— Запри гортань, нелюдь. Не много ли на себя берешь? — спросил один из хирдманов из-за спины Андрея. Занервничал, раз поперед конунга встрял.

Глаза защипало, опять перестроился спектр зрения, окрасив окружающий мир новыми красками. Уши ловили биение сердец окружающих. В воздухе носились флюиды страха, северяне не чувствовали уверенности в своих силах перед этим странным, совершенно не боящимся их не человеком. Андрей продолжил, голос его обрел необыкновенную глубину и слова падали словно гром с небес. Раскатами, громче, тише и опять раскат. Любимый прием Карегара, когда он хотел кого-то запугать:

— Два удара сердца, два удара. На вас всех. И только пепел, тэг Хаг хорошо знает языки, есть и такой перевод моего имени. — Неизвестная ранее, нет, забытая после воплощения сила вливалась в него, Андрей закрыл эту силу Щитами воли. Сдерживаемая сила бурлила, и он, незнамо откуда, знал — выпусти ее за щиты и на десять саженей вокруг все сгорят к ядреной фене. Сгорят, не успев понять — смерть пришла.

— Лживый пёс. Плешивый шушуг [5] Шушуг — горная крыса, падальщик. .

Хотелось сменить облик и убить всех, насладиться кровью, Андрей с трудом сдерживал себя. Надо говорить, говорить, сбить врагов с толку, ковать железо пока горячо. Хаг выглядит не так уверенно как в начале, размышляет, где ложь, а где правда. Ну-ну. Правда, одна только правда и ничего кроме правды, это ничего что она с соусом и приправами да разбавленная водой недосказанности. Поспешил ты, брат, обзываться самозванцем, твое решение развлечься с редкой дерзкой нелюдью уже не кажется хорошей идеей? Тает уверенность в победе? А между тем… в глазах круги, огонь внутри жжет душу. «Уйдите, отступите. Не хочу я вас сжигать!» — мысленно молил Андрей, тут же отвечая викингу:

— Смотри, идя по овец — не вернись стриженым!

Нельзя отступать. Второе «Я», задетое за живое, требует крови, «Я» — человек из последних сил сдерживает ярость. Ради себя самого нельзя убивать, викинги тоже почувствовали холодное дыхание богини смерти. Белые полотняные лица, обреченный взгляд. Сама неизбежность — смерть кружит рядом. Андрею казалось, что дымные ниточки судеб протянулись от воинов к нему в ладони. Порви нитку, дым развеется и человек умрет. Да что же это такое! Страшно ощущать себя монстром. Убей! Нет! Убей! В тенетах силы забилась сама его душа, казалось выжженная пытками и плетьми дворцовых доброхотов Ханда короля Риммы и адской болью воплощения, не хочется становиться бездушным убийцей! Нет!

Ему нравятся эти мужественные люди, которые даже перед его давящей мощью не опустили клинков. С такими друзьями, будь у него такие, можно хоть на край света! Такие не предадут! Такие…

— Не убивай дядю! Не надо! Керр! — прошмыгнув мимо замерших воинов, кинулась к нему в ноги Майра, в глазах страх за Хага, за воинов клана, за него! За Керра?! Мокрые дорожки на щеках и сжатые у груди кулачки. — Я знаю, ты хороший!

Дымные ниточки истаяли, бурлящий котел силы в груди перестал кипеть и исчез вместе с неистовым блеском глаз. Керр опустился на колени перед девочкой, достал из кармана куртки платок. Стер слезные дорожки на её щеках. Рядом, роняя оружие, обессилено опускались на землю воины, счастливо избежавшие смерти.

— Спасибо. Спасибо Керр!

— Тебе спасибо, Майра! И заметила, ты больше не картавишь! — Керр сжал маленькие кулачки девочки в своих ладонях и поцеловал тоненькие пальчики.

— Да? А за что спасибо? — ошарашенная новостью, спросила Майра.

— Спасибо за то, что помогла мне остаться человеком!

— Говорил я — не похож ты на орка и эльфа! — прохрипел рядом Хаг.

Ортен. У западных ворот. Чуть ранее.

…Дружеский удар в плечо вывел Хага из оцепенения. Рядом нарисовалась довольная рожа Гилви, как всегда что-то жующего на ходу. И сколько в него влезает и, главное, куда? Дружинный знахарь даже как-то напоил его настойкой от глистов. Предполагали хирдманы такое. Не помогло. Жрать даже стал больше. Вот и сейчас, Гилви выхватил из седельной сумки заранее припасенную на придорожном дворе куриную ножку.

— Лопнешь от жратвы. Может на тебя такую порчу навели? А? Чтобы жрал и жрал? И ведь и запора у тебя не бывает! — добродушно поддел обжору Хаг.

— А не ходит наш Гилви до кустиков, вроде соберется посрать, а уж хочется пожрать! Гилви, может ты и в позе орла чем-нибудь закусываешь? — сказал, ехавший позади Хага, Торир, добродушный увалень с глазами матерого убийцы. Многих, теперь уже бывших врагов и противников Торира, вводила в заблуждение его простоватая физиономия с коротким ежиком рыжих волос на голове и носом-картошкой в середине композиции. Не стоило с Ториром терять внимания: мгновенно двигаясь, что многим казалось невозможным для двухсаженного здоровяка, и виртуозно владея двуручником, он был страшным противником. Тяжелый меч, бабочкой порхая в лапищах хирдмана, обычно ставил жирную точку в пляске смерти, даже не дав супостатам понять своей ошибки. Хаг сам не единожды видел как Торир, играючи, разваливал полный доспех гномской работы и его хозяина на две равные или не очень половинки, в зависимости куда пришелся рубящий удар меча. За что и бывал, частенько осуждаем воинами хирда — ну скажите, на кой ляд Торир вставил в набалдашник меча кристалл-усилитель? Покрасоваться перед остальными своей силой? Так он и без усилителя может быку одной рукой голову открутить. Герой, кому теперь нужна половинка доспеха? Смех, а не добыча. Ни один перекупщик такое непотребство не возьмет. Зато в роли живого тарана, закованного в стальные доспехи, он был просто незаменим. Стоило Ториру ворваться в строй противников или перепрыгнуть на борт захватываемого судна, враги разлетались в разные стороны, посеченные как соломенные чучела. Такая тактика не раз приносила хирду Хага победу как на земле, так и на море. Увидев, как бесславно и моментально люди погибают от рук этой стальной машины противники теряли волю к сопротивлению, а воины купцов порой и оружие бросали. Так что Хаг ни капли не жалел, что взял Торира на юг. Может по воле Норн тот и пригодится в какой-нибудь заварушке…