Василий Сахаров - Степные волки

Как наблюдатели его определили? Просто и понятно, только такие караваны, то есть перевозившие ценные государственные грузы, имели право на серое знамя с изображением дракона. Это вроде как обозначение для всех разбойников, только попробуй, тронь. И в самом деле, купец Бойко как-то рассказал, что бывает с теми, кто покусится на караван с подобным обозначением.

Как-то раз, одна удачливая разбойная шайка ограбила этельбера Дарутуки из племени чокос, везущего дань от своего народа ко двору кагана Хаима. Сумма была плевая, и сотни фергонских империалов не набегало за весь год, но рахдоны решили наказать наглецов показательно. На поиск банды в два десятка сабель, были брошены три тумена, а это тридцать тысяч воинов. Разбойников нашли, конечно, и смерть их была ужасна, но под это дело, и несколько небольших степных племен, включая самих чокосов, были истреблены полностью. Как говорится, чтобы помнили. И надо сказать, все разбойники, если таковые в рахдонском каганате уцелели, обходили подобные караваны стороной, и мы были первыми за шесть лет, кто решился рискнуть.

Свой наблюдательный пост мы оборудовали неподалеку от переправы, и там постоянно находилось три человека. Как только в балку, в которой мы прятались, прибежал караульный, с известием о том, что на другом берегу реки появились повозки и всадники со знаменем, вроде бы серым, мы с Кривым Ругом, помчались к дороге.

Это был он, тот самый караван, который мы ожидали — два десятка повозок, возницы и полсотни всадников, по виду бордзу, под серым знаменем с драконом. В три рейса они переправились на наш берег и, не торопясь, соразмеряя свою скорость с повозками, двинулись по дороге на Арис.

— Что, работаем? — спросил я Кривого Руга, провожающего караван пристальным взглядом.

— Работаем, Пламен, — ответил он, — хотя, будет это непросто. Думаю, что тяжко нам придется и потери будут.

— Доверься нам, Кривой. Сработаем так, что никаких потерь. Веришь мне?

— Верю, — ответил криминальный авторитет, — а иначе бы, и не пошел на это дело.

На ночь караван остановился на яме, так назывались почтовые жилые станции через каждые пятьдесят километров, а мы уже тут как тут, неподалеку. Ночка случилась темная, и только факел перед воротами яма, под которым стояло двое рахдонских наемников, обозначал место, где заночевал караван. Что самое поганое, на дворе почтовой станции были собаки, но мы знали, что делать.

Время от времени, особенно в лунные ночи, нас как накрывало что-то, и сначала Курбат, за ним Звенислав, а следом и я, стали уходить в степь. Как это назвать, я не знал, может быть, память крови, зов предков, не в названии дело, а в сути. Мы садились на высокий курган над рекой, и просто вслушивались в себя. Это было что-то необъяснимое, когда ты слышишь все живое вокруг, понимаешь, весь мир и его устройство, получаешь ответы на все свои вопросы, и среди них на главный, кто ты есть в этой жизни. Кое-что освоили за эти недели, и теперь, пришла пора применить часть наших знаний в деле.

Отряд зашел к яму с подветренной стороны, а мы втроем, наоборот, с наветренной, чтоб собачки нас чуяли. Не доходя совсем немного, мы приостановились, и каждый постарался отсечь себя от мира. Я сосредоточился на себе, и как будто открыл замок с чего-то, что всегда присутствовало во мне. Выпустил на волю ту часть звериной сути, которая есть в каждом бури. Выгнувшись чуть вперед, я закрыл на миг свои глаза, а когда открыл их вновь, то ночи для меня уже не существовало, а запахи, насколько они были тонкими и одуряющими, этого не передать словами. Зверь, я был им, пусть на какой-то отрезок времени, час, два, три, не знаю, но был. Это работало, и вроде бы я остался человеком, но движения, реакции и мысли, поменялись весьма сильно.

— Собаки, — не сказал, а скорее прорычал Курбат, втягивая ноздрями воздух.

— Пошли, — ответил ему я, и голос мой преобразился в рык.

Нож в руку, и ступая тихо, не ногами обутыми в мягкие кожаные сапожки, а лапами хищника, вдоль забора, мы двинулись к свету, туда, где ходили ночные сторожа бордзу. А вот и они, всего три метра, они не видят нас, но собаки почуяли. Одна, было, тявкнула, пытаясь предупредить хозяев и постояльцев, но, поняв, кто пришел в эту ночь в гости, обиженно заскулила и спряталась в конуру. Так и надо, так и должно быть.

Делаю длинный прыжок вперед, рядом Курбат и, одновременно, мы бьем своими клинками бордзу в шею, перебивая гортань, и не давая подать сигнал тревоги. Звенислав в это время заскакивает в ворота, мы чуем, что на крыльце, в полной темноте, еще один охранник, который наблюдает за этими двумя, и он, уже его забота. Два тела падают на землю, а мы с Курбатом их осторожно придерживаем, дабы шума лишнего не было. Оглядываюсь, Звенислав своего сделал тоже четко, тот так же, не успел ничего предпринять. Курбат снимает факел с держателя и машет им в ту сторону, где затаился наш отряд, после чего крепит его обратно, и мы входим во двор почтовой станции. Собаки только тихонько поскуливают, и мне вспомнились слова, пришедшие откуда-то из глубины души: "Мы волки, и нас, по сравнению с вами, собаками, мало. Ненавидьте нас, но бойтесь и подчиняйтесь". Да, так и есть, все правильно. Боги, как же хорошо! Нет сомнений, все четко и ясно, живи ради племени своего и убивай за него, если ты воин. Ты волк и у тебя есть цель!

Повозки, девятнадцать штук, задернутые пологами, стоят во дворе, в них сундуки с золотом, а под ними возницы, я вижу их четко и ясно, спят прямо на утрамбованной земле. Чуть в стороне, на чистой и не загаженной траве, расположились и сами охранники бордзу, раскидавшие вдоль невысокого забора войлоки и мирно сопящие во сне. Но здесь не все и, видимо, сам начальник каравана и приближенные к нему, спят в помещениях.

— Спите, — шепчу я, поводя раскинутыми руками над ними, — спите. Еще немного и ваш сон станет вечным. Пришла ваша пора.

К воротам подходят разбойники и наемники. Они стараются передвигаться бесшумно, но мне их шаги слышны, как топот стада быков, их сопение, их пот, все это я чувствую очень хорошо. Выхожу им навстречу, впереди Кривой Руг, который узнает меня и наклоняется к уху.

— Что? — шепчет он.

— Вдоль забора охрана, три десятка бойцов, спят крепко, — отвечаю ему, — повозки во дворе, под ними возницы, пусть живут. Сам хозяин почтовой станции с семьей, внутри, в дальней угловой левой комнате, их тоже не трогайте. В большом зале, прямо от входа, еще полтора десятка охранников и главный, он наш.

— Собаки?

— Будут молчать, только близко к ним не подходите.

Кривой Руг вышел в круг света от факела, дал отмашку всем своим бойцам, и они, врываются внутрь. Начинается бойня, которая нас не касается, и мы втроем стоим в стороне, только наблюдая. Наш черед придет, когда главного над караваном брать будем. При нужде, могли бы и сами зачистить всех охранников во дворе, силы теперь есть, но нам работа еще найдется, а тех же разбойников, так и проверить надо. Вот, один боец бордзу все же перебарывает свой сон, чует беду, а может быть слышит предсмертный хрип своего товарища, пытается подняться, но не тут-то было, на него наваливается здоровеный наемник, прижимает к земле и режет как барана. Пять минут прошло, а то и меньше, во дворе остались только наши отрядники и обозники, некоторые из которых уже проснулись, но не шумят, видно опытные дядьки, жить хотят.