Ольга Мареичева - Соната моря

— Братья за ней гнались! Как они через лес неслись-то. Да поздно, змеи ее уже к морю привезли. Вот в этом самом городе они и жили.

— Да что за чушь…

Лоренца всегда побаивалась сумасшедших. Когда они только переехали в новый дом, и Лариса впервые гуляла во дворе, новая подружка, та самая, что уехала в Москву этой зимой, показала ей бродившего вдоль кустов сирени паренька в тренировочном костюме и восторженно прошептала:

— Это Дамир! Он псих. Может человека убить, и ему ничего не будет!

Лариса не очень-то поверила, и мама сказала, что бояться не надо. Но страх все же поселился в душе и вылезал иногда наружу — во время сна, или в рисунках. Остался он и после того, как выросшая Лоренца поняла, что Дамир — существо кроткое и безобидное, а страшилку про убийства взрослые нарочно рассказывали, чтоб дети бедного безумца не дразнили. Она «Джен Эйр» с первого раза прочесть не могла, так пугала ее миссис Рочестер.

И вот сбылись все кошмары детства разом. Она в плену у сумасшедших, а у предводительницы этой палаты номер шесть на выгуле бабушкино лицо, голос, манеры. И «Красная Москва».

— Вы бредите, — говорила она, ненавидя себя за звенящий голос и желание расплакаться, — отпустите нас! Родители полицию вызвали уже. Вас найдут.

— Поли-ицию! — рассмеялась Жиежула, — куда ж ты вызовешь их? В море прямиком? Нет, ты слушай: сыновья хорошие у меня. Зарубили змея косами… Она нас не простила. В море ей дороги не было, но не вернулась. На берегу осталась. Дуб, береза, ясень, ель… Все о том знают, ты только невежа. Ну да в чужом краю росла, а Рагана молчала.

Город этот наш стал. Как ни крути, а родня мы были змею. Все море наше. Пока эти, с крестами, не пришли, вольно нам было, да и потом… Молчали о нас, а все равно знали.

Но не всю змеиную кровь извели, упустили корону. Тогда и город стал умирать. Кто к людям не ушел — вон они! Рыбы снулые. Ушли и мы…

Влажный воздух густился вокруг старухи, слова обретали плоть, сплетались в темную сеть. Веки отяжелели. И очень хотелось поверить, что это сон. Или сумасшествие. Все лучше, чем колдуны, змеи, язычники. Двадцать первый век на дворе. Айтварас ее телефон в руках вертит. Люди в космос летали. Интернет работает… Не может быть такого на земле! Не может!

Ей почудилось, что в тени дома стоит маленькая девочка. Похоже, та, которая по лесу бежала. Лоренца сморгнула — девочка пропала.

— Долго мы его искали, — продолжала Жиежула, — очень долго. Не видели, пока Рагана не сказала. Она-то его узнала сразу, почуяла. Вот она, судьба, любят змеи наших женщин… Я ему гусыню подсунула. Сыновья за ними гнались… Не быть ей за змеем. Умоется берег пеной бурой.

Молодая, очень красивая женщина подошла так близко к воде, что красно-бурая пена лизнула ее башмаки. Женщина ахнула, заломила руки и закричала так страшно, как кричат только от невозвратимой потери.

— Прекратите! — проклятые слезы жгли глаза, она ненавидела себя за слабость, — Где мой брат?

— Плачешь? — с удовольствием заметила старуха, — не бойся! Тебя Рагана назад хочет — мне не жалко, я отдам. Поедешь домой. Ты нам только имя отца скажи, и можешь идти…

— Какого отца? — подскочила Лоренца, — я его сроду не видела! Мне в документы со слов матери отчество вписали!

Что речь идет об отчиме, она поняла, но зачем-то тянула время. Жиежула ее нехитрое вранье раскусила с ходу:

— Не притворяйся, ты знаешь о ком я. Как его имя? Мужа твоей матери?

— А то вы не знаете! Оно в справочниках и то написано, вон, «Желтые страницы», или как оно там называется, почитайте… Интервью в газеты дает, — продолжала вилять Лоренца, надеясь невесть на что. Жиежула слушала с усмешкой и продолжала плести сеть из слов и мыслей.

— Нам нужно другое, — мягко сказала она, — которое в справочниках не пишут. А вот близкие люди могут знать. И кажется мне, что ты его знаешь, Лари-и-и-са!

Она произнесла имя протяжно и громко, словно позвала. Сеть метнулась к пленнице, окутала ее удушливым облаком, опутала, но вдруг съежилась и расползлась жалкими клочьями.

«Лоренца!» — сверкнул серебряный клинок.

Старуха растерянно смотрела, как остатки ее заклятия рассыпаются в прах на янтарной мостовой. Она подняла недоуменный взгляд на Лоренцу и проговорила:

— Ты… солгала?

Старуха тяжело поднялась, заглянула пленнице в глаза:

— Тебя зовут не Лариса. А… как?

— Мама! — вмешался Айтварас, — позволь, мы сейчас узнаем!

— Нам не ее имя нужно! — отмахнулась Жиежула, — давайте-ка сюда парня. Ты брата видеть хотела? — повернулась она к Лоренце, — увидишь. Тебе не понравится.

Ажуолас был жив. Кажется, связан. Сильно избит, но не искалечен. Лоренца перевела дух, но тут же подумала, что радоваться рано: отпускать их никто не собирался.

Словно в ответ на ее мысли один из безымянных сыновей Жиежулы взял еще одну палочку с лягушкой и, подмигнув Лоренце, откусил полтушки.

— Ну вот он, — проворчала ведьма, — родич твой… Хотя, какой он тебе родич?

Ажуолас пробормотал что-то вроде: зачем пришла?..

Лоренца и сама не понимала зачем.

Ведьмин сын все хрустел лягушками. Его брат разминал ладони и поглядывал на пленницу очень нехорошо. Айтварас опять оказался за спиной и пыхтел над ухом, воздух вокруг его туши пропах потом. Лоренца его боялась, но почему-то была уверена, что особого вреда ей не причинят. Наверное из-за того, что втравила ее в эту историю бабушка, а внучку та любила, пусть любовь и была такой, что подопечный предпочитал смерть или изгнание. И когда Айтварас вдруг ударил ее по лицу, она закричала не столько от боли, сколько от неожиданности.

Ажуолас закричал что-то, его, похоже, тоже ударили.

Кровь закапала из носа. Лоренца выпрямилась, но в глаза посмотрела не Айтварасу, а Жиежуле.

— И что, — спросила она, — думаете, так вернее будет?

— Не думаю, — ласково отозвалась Жиежула, — знаю. Ты боли боишься. А он — махнула старуха рукой в сторону Ажуоласа, — не захочет смотреть как при нем девочку бьют. Так что кто-нибудь из вас да сломается.

Айтварас опять шагнул к жертве. Лоренца улучила секунду и ухитрилась сильно пнуть его под колено. Палач взвыл, выругался и озлился по-настоящему. Удар сшиб Лоренцу с ящика, она растянулась на мостовой и получила еще один удар — на сей раз сапогом. Кажется, ребро треснуло.

— Не увлекайся! — скомандовала Жиежула, — Она должна имя назвать. Возьми ремень лучше.

…Были, конечно, драки в детском садике, да и в школе, в младших классах, приходилось иногда постоять за себя. А мама ни разу на нее руки не подняла.

Била ее только бабушка. Тоже ремнем. Потом страдала, заламывала руки и причитала: ты отревела и ничего, а я валерьянку пью и ночь не сплю из-за того, что ты меня вынудила так поступить. Приходилось еще и прощения просить — за то что бабушка выдрала.