Роджер Желязны - Создания света – создания тьмы

– Как поживаете?

– Возьми его, Мадрак! – кричит Анубис. Но Фрамин идет вперед, а Мадрак все бормочет и смотрит в окно.

Тоща Анубис поднимает перед собой собственный посох.

– Падший Ангел Седьмой Станции, уходи!

– Ты использовал мой старый титул, – говорит Фрамин. – Теперь я Ангел Дома Мертвых.

– Ты лжешь.

– О нет. Принц назначил меня на твою должность.

…Огромным усилием Сет высвобождает правую руку… Фрамин играет кулоном Пеплы, и Анубис отступает.

– Мадрак, я приказываю тебе уничтожить его! – вопит он.

– Фрамина? – говорит Мадрак. – О нет, только не Фрамина. Он – хороший. Он – мой друг.

…Сет высвобождает правую лодыжку…

– Мадрак, раз ты не хочешь убивать Фрамина, задержи тогда Сета!

– …Ты, Кто мог быть нашим Отцом, Кто, возможно мог быть на Небесах… – нараспев произносит Мадрак.

Анубис рычит и наставляет свой посох, как оружие. на Фрамина:

– Не подходи, – и в голосе его страх. Но Фрамин делает еще шаг.

На него падает вспышка света, и красные лучи кулона гасят ее.

– Слишком поздно, пес, – смеется он. Анубис боком отступает к иллюминатору, возле которого стоит Мадрак.

Сет высвобождает левую лодыжку, растирает ее и встает.

– Ты уже мертв, – равнодушно говорит он. Но в этот момент Анубис натыкается на нож Мадрака, мягко входящий в его шею над ключицей.

– Я не хотел зла, – говорит Мадрак, – и пусть это отчасти искупит мою вину. Шакал сбил меня с пути. Я раскаиваюсь. Я дарю вам его смерть.

– Ты дурак? – говорит Фрамин. – Он был нужен живым.

Слезы текут по жирным щекам Мадрака. Кровь Анубиса хлещет красными струями на палубу. Сет медленно опускает голову и трет уставшие от огней глаза.

– Что делать теперь? – спрашивает Фрамин.

– …Да святится имя Твое, если имеешь Ты имя и желаешь видеть ею святимым… – рыдает Мадрак.

Сет не отвечает. Он закрывает глаза и погружается в сон, которому суждено длиться долго. Много дней.

…Она беременна. Она лежит на холодной панели машины, и стена палаты отодвинута. Провода опадают от ее головы и позвоночника, отбрасывая в прошлое ледяную логику, бесстрастные банки памяти, электронные блоки принуждения, питательные трубки. Она возвращается к жизни.

– Принц Гор…

– Мегра, полежи спокойно.

– …Ты разрушил заклятье.

– Кто сотворил с тобой этот ужас?

– Ведьма Лоджии.

– Мать! Ее поступки всегда отличались безумием, Мегра. Прости ее. – Он протягивает к ней руки. – Зачем она это сделала?

– Потому что я беременна от Сета. Но тогда я даже не знала об этом.

– Сет! – и пальцы Гора вдавливаются в сталь стола. – Сет?! Он взял тебя силой?

– Не совсем.

– Сет… А что ты сейчас к нему чувствуешь?

– Я его ненавижу…

– Достаточно.

– Ему безразлична жизнь…

– Я знаю. Я больше не буду спрашивать тебя о нем. Ты уйдешь отсюда со мной в Дом Жизни, Мегра из Калгана, и будешь там всегда.

– Но, Гор, я боюсь, что должна рожать здесь. Я слишком слаба, чтоб отправиться так далеко, и время уже подходит.

– Да будет так. Пока мы останемся здесь…

Она обнимает руками горячий живот и опускает ресницы. Жар машины заставляет гореть и ее щеки. Гор садится рядом. Вскоре он слышит ее крики.

Цитадель Марачека пуста, обитаема, вновь пуста. Почему? Посмотрите…

Сет стоит, глядя на чудовище, оно прыгает к нему, и схватка их в тени стен Цитадели длится нескончаемо долго.

Затем Сет ломает ему хребет и слышит стон. Глаза бога-разрушителя сверкают, как солнца, и он смотрит вдаль, куда лежит его путь.

Тогда Тот, его сын и отец, он же – Принц-Который-был-Тысячей, вновь открывает сосуд с зубами дракона и роняет еще одно зерно.

Посеянная в пыли, под его рукой рождается новая тварь и устремляется к Сету.

Безумие, таящееся в глазах Сета, вырывается наружу, и происходит еще одна схватка.

Стоя над растерзанным телом, Сет склоняет голову и исчезает.

Но Тот следует за ним, сея чудовищ, и теперь призраки чудовищ и Сета, вечно побеждающего их, ведут нескончаемую битву сквозь мрамор воспоминаний сквозь стены и башни разрушаемой и восстанавливаемой Цитадели Марачека, древнейшего города во Вселенной.

И каждый раз, когда Сет побеждает, глаза его устремляются к тому моменту в пространстве и времени, где он сражался с Безымянным и уничтожил мир, и где встает на дыбы и загорается тень черной лошади – его сын; и, всматриваясь в сияющий поток аннигиляции, он движется к тому месту и тому моменту. Но Тот следует за ним и сеет чудовищ…

Ибо Сет-это разрушение и он разрушит самого себя, если под рукой или где-нибудь во времени или в пространстве не окажется ничего более подходящего. Но Принц, мудр и все понимает. Вот почему от всегда идет за своим отцом сквозь время к алтарю аннигиляции вслед за пробуждением Сета после битвы с Вещью, которая-плачет-в-ночи. Тот знает, что если сумеет достаточно долго отвлекать Сета от его цели, то возникнут новые вещи, на которые может быть обращена рука Сета, ибо такие вещи возникают всегда.

Но сейчас они движутся сквозь ткань времени, возможно, заполняя ее без остатка, одновременно и в прошлом и в будущем, – мудрый Принц и его несущий смерть отец-сын – всегда ступая по самому краю Пропасти, которая есть Скагганак – их сын, брат и внук.

Вот почему призраки чудовищ и Сета, вечно побеждающего их, ведут нескончаемую битву сквозь мрамор воспоминаний – сквозь стены и башни разрушаемой и восстанавливаемой Цитадели Марачека, древнейшего города во Вселенной.

Она спит в Доме Мертвых в глубоком и темном могильном склепе, и сознание ее – падающая в колодец снежинка. Но колесница Времени поворачивает на полном ходу, и там, в зеркале, что помнит обо всем, скрыты битвы последних дней. И Осирис мертв, и ушел Сет. И зеленый смех Фрамина – безумца и поэта. Едва ли подойдет такой Повелитель Ведьме Лоджии. Лучше не просыпаться. Проспать век, а потом посмотреть, что сделал Принц. Здесь, среди пыльных мумий и сгоревших свечей, здесь, в самом нижнем зале Дома Мертвых, где никто не имеет имен и не ищет их и никогда не будет искать; здесь… Спи. Спи, и пусть Средние Миры проходят мимо, не зная об Огненной Леди, которая есть Похоть, Жестокость и Мудрость, мать и властительница коварства и неистовой красоты.

Создания света и тьмы танцуют на острие гильотины, и Пепла боится поэта. Создания света и тьмы надевают и сбрасывают одежды человека, машин и богов; и Исиде нравится их танец. Создания света и тьмы рождаются тысячами, во мгновение умирают, могут проснуться вновь, а могут и не проснуться; и Пепле по вкусу это разнообразие…

Грезящий ее снами и напуганный ими, ее фамильяр тесно прижимается к ней – маленькая вещь, которая тоже плачет в ночи.