Татьяна Леванова - Сквозняки. Ледяной рыцарь

Маша решила, что бояться ей нечего, стража кругом, а красивые вещи она действительно любила. К тому же ее задело то, что старьевщик назвал ее «ноной» венцессой. Без раздумий она прошлась с ним до саней.

— Ну и не стыдно тебе? — тихо спросил старик по дороге.

— Чего мне стыдиться? — не поняла ' — К Маша.

— А воровка ты, — он добродушно посмеялся над ее возмущением. — Воровка и есть. Украла платье…

— Мне его подарили…?

— Украла имя, титул, судьбу украла, а? Может, и жизнь, а?

— С чего вы взяли? — Маша уже жалела, что пошла с ним, ока нерешительно оглянулась на стрельцов,

— Посмотри, какая штучка! — старьевщик забрался в свои сани и подал оттуда девочке дивное серебряное зеркальце в виде цветка подсолнуха.

— Ух ты! — Маша улыбнулась, глядя на свое отражение.

— Любуйся, любуйся, самое то для девчонки. А вот сюда еще глянь.

На свет появился потертый сундучок, обитый зеленой замшей. Немного поколдовав над крышкой, старьевщик вынул изнутри подвеску — вроде камеи, точь-в-точь как картинка с Рривухой на Щ книге Рыкосы,

а На ровном овале из белого непрозрач-а ного камня, в обрамлении мелких речных жемчужин, был написан портрет u2 молодой женщины. Длинный тонкий нос, пристальные темные глаза под белесы-Я ми бровями, худое лицо делали ее откро-j§ венно некрасивой, но взгляд ее был так s печален и мудр, словно знала она некую ужасную тайну.?

— Нравится? А? Похожа ты на нее?

(1 мотри~ка, та же прическа, то же платье. *. Маша с испугом поднесла к лицу зеркало — меньше всего на свете ей хотелось быть обладательницей острого носа и белесых бровей.

— Что вы глупости говорите! Почему и должна быть на нее похожа?

— Потому что это и есть Калина Горькое л езыа и,

Сердце у Маши упало. Она прошептала помертвевшими губами прежде, чем задумалась о своих словах:

— Это неправда, она слишком взрослая, венцесса Калина должна быть де-иочкой, как я.

Она поймала злорадный взгляд старьевщика и поняла, что проговорилась.

От смущения и испуга девочка при-I шлась тараторить, не давая старьевщику сказать ни слова:

4е$ян©ц рыцарь

— Я оказалась в незнакомом замке, ночью, одна, простуженная, босиком, а утром все, кто заходит в комнату, называют меня венцессой, что мне оставалось делать? Ну пусть я выздоровела, набралась сил и попыталась рассказать привенихе, что я не венцесса, но кто по доброй воле откажется от замка, нарядов, еды, защиты рысарей? У вас вон сани есть, красивые вещи, а мне пришлось бы идти пешком, по снегу, неизвестно куда.

— Я не удивлен, — улыбаясь, остановил ее путаный монолог старьевщик. И должен сказать, не ты первая, не ты последняя, кого Рыкоса рядит в это платье и пытается представить собранию рысарей, надеясь спрятаться за девчонкой от вражды других чистопородных рысарей. Но ты, почему ты согласилась стать самозванкой? Голод, нищета, я все А понимаю — но неужели ты не задума-

Q лась о судьбе настоящей венцессы? Куда подевалась девочка, чьи платья, комна-а та, украшения тебе достались? — Может быть, ее никогда не было? — ' сг осмелилась предположить Маша. т

X — Как просто успокоить свою со-§ весть, — покачал головой старьевщик. — S Не было девочки, и все тут. И мне не по-АГ1 веришь, если я скажу, что знал ее еще? < 1 Дедяша рьщзрь малышкой. Как же, поверить — это пришить себя преступницей. Тогда подумай, куда делись другие девочки, что становились самозванками до тебя? Хорошенько подумай, потому что твой путь лежит туда же,

— Куда? — переспросила Маша. Старьевщик опустил глаза и печально вздохнул. И оттого, что он не сказал, девочке стало вдруг так жутко, словно ей только что сообщили, что она обречена, что ей придется уйти туда же, куда ушли ненцесса и самозванки… Впрочем, примерно так оно и было.

Девочка глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, посмотрела на стрельцов — черные силуэты на фоне низкого, набухшего, будто мокрая вата, неба, потом решилась поделиться со старьевщиком:

— Может быть, я бы и сбежала, но только по ночам здесь я слышу какой-то: зов. Кто-то просит меня прийти ему на помощь, а я даже не могу понять, кто и где, и что мне делать. Все, что я знаю —

это кто-то из барака, Поэтому я и обратилась к кузнецу, мне обязательно надо посетить барак, выяснить, кто меня зовет и зачем.?

— Девочка, я видел немало твоих предшественниц, и каждая из них находила свою причину, чтобы остаться в замке. Должен признать, твоя — самая невероятная. Ты обманываешь себя. В бараке нет никого, кроме рысарей, никому ты не нужна, кроме привенихи, да и у той свои тайные цели. Тебе надо бежать из крепости, пока сама госпожа сударыня не расправилась с тобой, или покуда, не подошел к замку Зазубрина, уж его-то войско не оставит тут камня на камне.

— Не знаю, тетя добра ко мне, я нужна ей, зачем бы было со мной столько возиться? — Маша прятала глаза, ей не нравилось, что старьевщик напирает на нее, заставляет принять решение как можно скорее.

— Ага, тетя добрая и красивая, а меня, старика, ты в первый раз видишь,

© так? — старьевщик усмехнулся. — В об->Ё* идем, не знаю, поверил бы я себе на твоем месте.

Щ — Да как вам верить, если вы ничего не говорите, только спрашиваете? — не д выдержала Маша.

а — Я надеюсь, что ты умная девочка, «А

fe Давай договоримся — я оставлю тебе 91 портрет венцессы, чтобы ты помнила, г

ДсАяноц рьщ&рь к го ты есть на самом деле, Завтра утром н уезжаю из замка. В моих санях полно барахла, нетрудно спрятать одну девочку. Думай, решишь ты остаться с тетей, на милость Зазубрины. Или поедешь со мной.

— Если я поеду с вами, что я буду де-нать? — прямо спросила Маша.

— Меня это не касается, но не бойся, полкам в лесу я тебя не брошу, довезу до какой-нибудь деревни. Не о том ты беспокоишься. девочка. Ох, не о том… Иди, новая венцесса, думай. Только о нашем разговоре никому ни слова, поняла?

— Поняла, не дурочка, — грубо ответила Маша и поспешила прочь от старьевщика., непонятно, что ее пугало больше — его убежденность или смысл его слов? Она прошла в свою комнату и принялась швырять подушки.

— Твое чистопородие не в духе? — спросила заглянувшая в комнату тетка — Дарья с большой чашкой бульона в руках.

— Вот скажите, стоит ли верить человеку, который конкретно ничего не сообщает, но постоянно словно намекает на что-то, запугивает, требует…

— Ты о ком? — с подозрением осведомилась служанка, собирая с пола подушки, вешая беличий плащ поверх зеркала. Ни о ком, в книжке прочитала, — поспешно ответила девочка, отворачиваясь к окну.

— А что он требу ет? На что намекает?

— Ладно, я вас ни о чем не спрашивала…

— Это чужой человек или кто — то из челядинов? С кем ты говорила? О чем? О маме?