Вера Семенова - Чаша и Крест

Хозяин кабинета не поразился такому святотатству настолько, чтобы немедленно появиться. Хотя не было исключено, что он наблюдает за ней из-за какой-нибудь потайной двери, напомнила себе Женевьева и сделала несколько кругов вокруг стола. Вначале она шагала гордо, заложив пальцы рук за широкий пояс и презрительно выпятив нижнюю губу, в надежде на постороннего зрителя. Но по мере того, как мысли захватывали ее все сильнее, ее походка становилась менее уверенной, а голова печально опускалась.

Она не могла не признать, что поступила глупо. Она сама себя загнала в эту ловушку. Можно теперь сколько угодно ругать себя за внезапное милосердие, проявленное к этому нахальному и недалекому круаханскому задире, но Женевьева, несмотря на бурно проведенные вдали от родины пять лет, все еще не могла привыкнуть к тому, чтобы люди убивали себя у нее на глазах. Ей вообще не следовало возвращаться в Круахан — но и в Айне оставаться она тоже не могла. Она попала в заколдованный круг, в котором металась, как сейчас кружила вокруг огромного стола.

Проходя мимо большого зеркала, она невольно задержалась и подошла чуть ближе, внимательно глядя в глаза своему отражению. Нельзя сказать, чтобы оно ей нравилось — она довольно равнодушно относилась к собственной внешности, а некоторые детали, как довольно округлые формы и роскошные волосы, ее скорее раздражали, поскольку являлись источником бесконечных неприятностей. Но вместе с тем сероглазая девушка с детским овалом лица и совсем недетским выражением глаз, смотревшая из стекла, зачастую была ее единственным собеседником. Отражение смотрело печально, но в ее взгляде не было страха. "Похоже, на этот раз нам с тобой не выбраться, — говорили чуть прищуренные глаза. — Но держаться пристойно мы попробуем. В конце концов, на тебе заканчивается род де Ламораков — не можешь же ты допустить, чтобы это был позорный конец?"

Женевьева настолько увлеклась взаимной мысленной поддержкой со своим зеркальным двойником, что не сразу заметила, что она в зеркале не одна. За ее спиной стоял невысокий мужчина и пристально рассматривал ее, чуть наклонив голову.

Она отшатнулась от зеркала и обернулась так резко, что волосы метнулись по плечам. Морган слегка улыбался — видимо, ему понравилась ее порывистость. Он не сильно изменился за это время — только растерял уже почти все волосы и оставил тщетные попытки их вернуть. Может быть, именно эта досадная неспособность полновластного хозяина Круахана управлять мелкими изменениями в собственном организме и наложила на его лицо отпечаток постоянной легкой обиды. В остальном черты лица, которое иногда снилось ей по ночам в кошмарах, остались такими же, и совершенно непонятно, что в них было такого кошмарного — маленькие близко посаженные глаза, утиный нос, чуть свернутый на сторону, в общем это было заурядное лицо не очень молодого и сильно озабоченного человека. Он был одет подчеркнуто роскошно, насколько Женевьева могла в этом разбираться, но ей показалось, что даже пряжки на его камзоле были бриллиантовые.

Женевьева отчетливо почувствовала, как детский страх зашевелился внутри — но вместе с тем она прекрасно осознавала, что он именно детский. Повзрослевшая Женевьева де Ламорак не могла себе такого позволить, поэтому она надменно выпрямилась и постаралась воспроизвести самую насмешливую из своих улыбок.

— Ты стала еще красивее, — задумчиво произнес Морган, блуждая взгядом по ее фигуре. — Очень хорошо, что собаки тебя не загрызли. Я тогда так об этом жалел.

Женевьева еле слышно вздохнула. Среди множества весьма полезных черт характера, доставшихся ей при рождении, не было одного — благоразумия. Она это знала и всячески старалась держать себя в руках. Но зачастую это получалось из рук вон плохо. К тому же внутренний голос кричал ей, что перед ней убийца всей ее семьи и что в любом случае ее не ждет ничего хорошего.

— Не могу вернуть вам комплимента насчет красоты, — заявила она. — А что касается собак, то в данный момент я определенно предпочла бы их общество.

Морган покачал головой с отеческой укоризной. Пока что дерзкий тон Женевьевы его скорее забавлял и казался ему любопытным, как новое, никогда не пробованное блюдо.

— В чем-то я тебя понимаю, — сказал он. — Ты считаешь, что по моей вине ты потеряла отца, всех родственников и состояние. Но, милая девочка, твой отец сам лишил тебя всего этого, когда задумал государственную измену. Я всего лишь совершил правосудие, которое обязан был блюсти как хранитель власти Круахана. Ты думаешь, мне доставило удовольствие отдавать такой приказ?

— Думаю, что вам доставило несомненное удовольствие прибрать к рукам все наши земли и замки, — заметила Женевьева. — Имея перед собой такую цель, очень легко вершить правосудие.

— Неужели ты полагаешь, что для меня есть еще какая-то цель, кроме блага Круахана?

— Жаль, что нельзя сейчас спросить об этом весь Круахан, — задумчиво протянула Женевьева. — Вы узнали бы очень много новых слов, ваша светлость.

Морган печально посмотрел на нее затуманенными глазами.

— Ты очень плохо меня знаешь, моя девочка, если слушаешь всяких клеветников, которые к тому же кормятся с руки валленского герцога.

— А я вовсе не горю желанием узнать вас поближе, — парировала Женевьева. — Я вообще не стремилась здесь оказаться, как вы, вероятно, уже поняли.

Морган покусал губы, начиная слегка раздражаться.

— Для молодой девушки у тебя слишком невоздержанный язык, — сказал он все еще отеческим, но уже несколько сварливым тоном. — Это, видимо, следствие дурного воспитания.

— Хочу заметить, ваша светлость, что именно вы позаботились о том, чтобы у меня были такие воспитатели. Паж и телохранитель при дворе айньского князя не может позволить себе изысканных манер. Чем быстрее он научится дерзить, зубоскалить и ругаться, тем лучше для него.

— Ты была телохранителем? — удивленно спросил Морган.

— Я довольно неплохо фехтую, — скромно сказала Женевьева. — Правда, последнее время мне гораздо чаще приходилось отбиваться от всяких балбесов, которые думали, будто я мечтаю повиснуть у них на шее, чем выполнять свои прямые обязанности.

— И поэтому ты уехала из Айны?

— Последним балбесом был князь Ваан Эгген, — пожала плечами Женевьева. — Так что пришлось.

Морган в очередной раз оглядел ее с ног до головы. Она стояла, слегка откинув назад голову и презрительно сощурившись, посреди кабинета, в котором самые именитые дворяне Круахана начинали приволакивать ноги, преданно заглядывать в глаза и отвечать с содроганием в голосе. Она напомнила ему ту девочку с заплывшей щекой и ясными глазами, которая пять лет назад засмеялась ему в лицо. Именно это, а не только стройная соблазнительная фигура и удивительный цвет волос, было таким притягательным в ней. Невольно хотелось узнать, когда же она сломается и вместе с тем оставалась надежда, что она не сломается никогда.