Вера Семенова - Чаша и Крест

— Я искренне сожалею, что тебе пришлось столько испытать, Женевьева, — сказал он вслух. — Я всегда желал тебе только добра.

— Ни секунды не сомневаюсь, ваша светлость, что именно из добрых побуждений вы приказали натравить на меня собак, — она все-таки издала свой обычный хрипловатый смешок.

— Ты даже представить себе не можешь, как меня это огорчило, — печально сказал Морган. — Я несколько дней не мог спать. И вообще, — он подошел чуть ближе, — все эти годы я часто видел тебя во сне.

Женевьева подняла голову, и ее глаза сверкнули.

— Я тоже видела вас во сне, господин первый министр, — сказала она, прижимая к груди стиснутые руки. Было видно, что она пытается сдерживаться, но слова сами срывались с ее губ. — Все эти годы мне нередко снились кошмары.

Было довольно интересно наблюдать, как меняется лицо Моргана. Когда он сердился, его черты приобретали почему-то обиженное выражение, но стоило заглянуть в его ледяные глаза. чтобы понять, какая судьба ждет тех, кто вызвал обиду на лице первого министра.

— Сейчас ты гордая, — протянул он слегка свистящим шепотом, наклоняясь еще ближе. — Ты сама себе нравишься. Тебя удивляет, почему мало кто из тех, кто побывал в этом кабинете, следовал твоему примеру, ведь так легко быть смелой и независимой и прямо сказать ненавистному Моргану все, что ты о нем думаешь. Но твое высокомерие, милая девочка, стоит немного. Всего лишь до первой ночи в тюрьме — в настоящей тюрьме, а не в той, где ты побывала до этого. Ты еще станешь умолять, чтобы тебе позволили взять все твои слова обратно, но будет уже поздно. И никто, даже я, к сожалению, не смогу тебе помочь. У моих тюремщиков тяжелая жизнь, и если они иногда позволяют себе некоторые вольности с заключенными, я не в силах их укорять.

— Зачем вы мне это говорите? — спросила Женевьева, сглотнув.

— Чтобы ты подумала как следует, — пожал плечами Морган. — Ты умная девушка, по крайней мере мне так кажется. Решай сама, кому будет лучше от того, что сначала стражники будут тебя постоянно насиловать, а потом бросят гнить на соломе, потому что ты станешь противной даже им, не только самой себе. Неужели ты думаешь, что я желал бы тебе такой участи?

— Мне кажется, что именно вы мне ее и приготовили, — прошептала Женевьева. Она выпрямилась из последних сил, стискивая зубы, но воображение у нее всегда было довольно ярким, и поэтому силы быстро убывали.

— О нет, я хотел предложить тебе совсем другую судьбу, — возразил Морган. — И только от тебя зависит, что ты выберешь.

— Понимаю, — хрипло произнесла Женевьева. — Или меня будут насиловать все, кому не лень, или только один человек, но зато это будет первый министр Круахана.

— Не думай, что я унижусь до насилия, — усмехнулся Морган, — ты придешь ко мне сама. Посиди пока здесь и подумай. А когда я вернусь, будь готова ответить правильно. Иначе я никогда не прощу себе этого.

Довольно долгое время Женевьева смотрела на опустившуюся за его спиной портьеру. Потом снова прошлась туда-сюда по кабинету, но вместо того чтобы думать о собственной судьбе, как ее призывал к этому Морган, она размышляла о всяких отвлеченных пустяках — например, почему на висящем на стене парадном портрете у первого министра орденов на четыре больше, чем вообще существует в действительности, или для чего эти темные отверстия под потолком. Затем она просто считала половицы, на которые наступала, пока не досчитала как минимум до двухсот и не соскучилась окончательно.

Вас удивляет подобное равнодушие к своей участи? Оно кажется вам неправдоподобным для молодой девушки, пусть даже такой бесстрашной и насмешливой? Но вся беда в том, что если бы Женевьева родилась на несколько десятков лет позже, когда с гораздо большим презрением относились к отсутствию женского опыта, чем женского достоинства, то ей было бы проще сделать свой выбор. Она еще вытянула бы из Моргана максимально возможное количество денег и драгоценностей, эквивалентное собственной оценке женского опыта, а потом еще столько же за счастье от нее избавиться. Или, если бы среди ее воспитателей было больше женщин, она знала бы, что является самым страшным, и выбрала бы Моргана как меньшее из зол или просто внешнее спасение от позора. Но в ее детстве не было ни одной женщины, которая бы оказала на нее сколько-нибудь серьезное влияние, поэтому она просто не понимала до конца, что ее ждет. С одной стороны она была опытным воином, умеющим предсказать любое движение противника, с другой стороны, она оставалась ребенком, верившим в то, что ничего по-настоящему плохого с ней произойти не может. В любом случае у нее оставалось последнее средство в тонком, почти незаметном кольце на среднем пальце левой руки — стоило только прикусить его зубами, и все желающие могут отправляться разыскивать ее душу везде, куда способны дотянуться.

Поэтому она ходила взад-вперед по кабинету, пока не услышала за портьерой голоса, и без всякого смущения подбежала на цыпочках к одной из дверей.

— По-твоему, всех беспокоит влияние Валлены, кроме меня? — раздраженно сказал Морган за стеной.

— Думаю, что вас оно тоже тревожит, ваше великолепие, — ответил ему тихий вкрадчивый голос из смеси яда и патоки, в котором Женевьева без труда узнала Лоциуса. Вот и еще один оживший детский кошмар. — Только вы проявляете гораздо больше терпения, чем ваши преданные слуги.

— Ты думаешь, я не понимаю, в чем источник твоего нетерпения? — хмыкнул первый министр Круахана. — Твой Орден никак не может завоевать себе позиции в Валлене, вот ты и стараешься.

— А в чем источник вашей снисходительности?

— Если я начну слишком притеснять валленцев, старый герцог Джориан перестанет меня приглашать даже на официальные празднества. Настоящая война — это прекрасно и даже в чем-то полезно, мой мудрый советник. Но я люблю море и солнце, а его так мало в этом хмуром городе.

— Не могу ничего возразить, ваша светлость, разве что отметить небольшую малость — видимо, ваши мысли поглощены сейчас совсем иными делами, нежели государственными заботами. Иначе вы все-таки обратили бы больше внимания на мои слова о передвижении валленских шпионов.

— Что ты имеешь в виду?

— Это рыжее отродье Ламорака… По-моему, вы уделяете ей слишком много внимания.

— В ней столько силы, — задумчиво произнес Морган. — Этот цвет волос… Она вся сверкает, как старое золото. Ты же сам учил меня. Если я возьму себе ее энергию, мое могущество возрастет во много раз.

— Я бы предостерег вас, монсеньор, — прошелестел голос Лоциуса. — Она типичная ведьма, ее сила примитивная, и она чересчур сильно связана с окружающим миром. По доброй воле она вам ничего не отдаст. От таких женщин темному магу никакой пользы. Лучше было сразу убить ее тогда, как я вам советовал.