Вера Семенова - Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания

— Открываю страшную тайну Дома Эвнория, которая должна быть погребена в моей душе и которую нельзя выдавать даже под самой жестокой пыткой. Тебя совесть не будет мучить?

— Ты чрезмерно увлекаешься фантазиями на мой счет. У гладиаторов Ноккура совести нет и быть не может.

— Я видел только подпись на всех бумагах о посольстве. Логан, Созидатель Ордена.

Гвендолен опять надолго задумалась, не обращая внимания на яростный шепот и толчки за дверью — создавалось впечатление, будто возле щели в дверях идет борьба и кого-то упорно пытаются от нее оттащить.

— Тогда нам здесь торчать еще как минимум недели три, — заметила Гвен в пространство. — Из Круахана посольство быстрее не доберется.

— Почему из Круахана?… Братишка, передай своим ребятам, что если они будут меня колотить по спине, все важные тайны начнут из меня выскакивать еще быстрее… Посольство плывет из Эмайны.

Гвендолен внимательно разглядывала свои ладони с кое-где обломанными ногтями, до конца не заживающими порезами и мозолями от рукояти кинжалов. Волосы полностью скрывали ее лицо, но особой необъодимости прятать его выражение от посторонних не было — оно оставалось таким же застывшим и отрешенным, как всегда.

— В общем так, — произнесла она наконец, — если я буду знать, что Орден ищет в Доме Эвнория, то я, может быть…

— Что? Что — может быть? Ну что? — за дверью громко зашептало столько голосов, что Гвендолен невольно обернулась, с удивлением попытавшись представить, как же они все умещаются вокруг щели.

— Дрей, в беседах со мной обязательна поддержка многих зрителей? — спросила она раздраженно. — Или они подсказывают тебе ответы, когда ты устаешь?

Дрей, что совсем на него не похоже, ничего не ответил — видимо, был все еще занят сражением со слугами Эвнория. Зато заговорил их хозяин:

— Любезная девица… не знаю, стоит ли мне вас так называть, посколкьу вы принадлежите к отряду бесчестного человека. Но если вы… во что я, правда, совсем не верю… сможете сделать что-то, чтобы вызволить нас из этой подлой ловушки… вы можете попросить у меня любое из сокровищ моего Дома.

На этот раз промолчала Гвендолен. Не по причине того, что у нее захватило дыхание от неверояной щедрости могучего тана и открывающихся перед ней заманчивых перспективах. Просто она увидела Ноккура, подходящего к дверям залы.

— Мне не нравится, Линн, что ты постоянно вертишься возле заложников. Странные у тебя вкусы — что ты прилепилась к этому фигляру? Если нужен нормальный мужик — любой из моих ребят в твоем распоряжении. И с чего ты вдруг стала трепаться про свой Орден?

— Мой бывший Орден, — Гвендолен подняла голову, не вставая, и выталкивала слова. Будто плевалась. — Во-первых, с твоими славными ребятами, мой вождь, я могу проделать то же самое, что с любым продолговатым предметом подходящего размера. Причем предмет сильно выигрывает перед ними, потому что не будет вначале говорить непристойности, а потом храпеть.

За дверью царило молчание, близкое к восторженному, а Ноккур слегка поперхнулся от подобного заявления — сходу придумать возражение на него было нелегко.

— А во-вторых, — невозмутимо продолжала Гвендолен, — себя я тоже отношу к фиглярам. У всех нас есть общее свойство — мы маленькие люди и очень любим посплетничать о великих сего мира. Если мне еще не пора идти швыряться ножами, то дай мне развлечься.

Она медленно поднялась и отряхнула пыль со своих темных штанов, ножны кинадов выразительно стукнулись друг об друга. Гвендолен подчеркнуто тщательно проверила, как защелкнуты все лезвия, и направилась к выходу. За это время она приобрела привычку двигаться совершенно бесшумно, словно подкрадываясь.

Ноккур удержал ее, крепко взяв за предплечье.

— А каково тебе будет показаться твоим бывшим соратникам из Ордена. Линн? Не захочешь спрятаться со стыда?

— Второй раз я за сегодняшний день слышу явную клевету в адрес твоих доблестных гладиаторов. У них нет и не может быть стыда.

— Слушай, Линн, — Ноккур заговорил свистящим шепотом, наклоняясь совсем близко к ее лицу, — если ты только попробуешь заняться какими-то своими орденским штучками… чтобы нарушить мои планы… твоего нового приятеля подвесят на башне дворца Эвнория. Я его специально прикажу там держать с петлей на шее, чтобы ты помнила!

— Не сомневаюсь, мой вождь, что тебе это доставит удовольствие, — Гвендолен не выворачивалась из захвата, и Ноккур постепенно сам разжал пальцы. Все уже поняли, что порог чувствительности у нынешней Гвендолен очень высокий, и пытаться как-то причинить ей боль — только сам выбьешься из сил. — Но ты, наверно, забыл, что моя единственная ценность теперь заключается в умении неплохо попадпть в цель, и все. Это и удерживает меня в твоем обществе. Если не считать еще, конечно, твоей безупречной вежливости.

Хотя посольство Ордена вступило в ворота Дома Эвнория со всей возможной торжественностью и пышностью, на лицах воинов лежала печать озабоченности. Пока они пересекали длинные, посыпанные белоснежным песком дорожки нижних садов, шедший рядом Главный управитель Дома многое успел пересказать торопливым шепотом, а остальное дополнили выкрики из собравшейся вокруг толпы любопытных. Пока ждали прибытия посольства, толпа прибывала с каждым днем, желая посмотреть, какое будет выражение у предводителя посольства, когда он поймет, что его не ждет радушный прием и воплощение всех замыслов.

Предводитель, он же Созидатель Ордена, он же прекрасно нам знакомый Логан, сын Дарста, двигался к Дому длинным, но размеренным шагом, по привычке сложив на груди руки с выступающими даже под плотной тканью камзола мышцами арбалетчика. Он был на голову выше приземистого кучерявого управителя и выглядел совершенно так, как и должен выглядеть претендующий на власть над миром — холодное лицо, обрамленное волосами цвета бледного золота, надменно поднятый над толпой подбородок и плотно сжатые губы, улыбка на которых могла бы быть только снисходительной. Он уже не казался молодым, хотя ни одна морщина не пересекала его кожу, и глаза смотрели по-прежнему ясно и открыто — но неуловимо изменились овал лица и складка возле губ.

Эвнорий ждал его в пиршественном зале, заметно разоренном и потерявшем блеск с момента вселения отряда Ноккура во внутренние покои. Тан сидел в своем любимом высоком кресле, но руки стикивали подлокотники так, что пальцы белели, а голова была откинута назад, на резную спинку, поскольку один из пятерых головорезов, расположившихся вокруг, для наглядности держал нож у самого его горла. Чуть поодаль Ноккур демонстрировал еще двух наиболее ценных пленников — Ниабель. Потерянно обхватывавшую себя за плечи — казалось, ее уверенность иссякает с каждым днем, в течение которого она не могла сменить платье и выбрать новые дргаоценности — и юношу, лицо которого в точности повторяло лицо Эвнория, только волос на голове было в три раза больше. Дрей также присутствовал, хотя его ценность как заложника была крайне сомнительной, но Ноккур, похоже, в какой-то степени стремился выполнить угрозу, произнесенную перед Гвендолен — один из гладиаторов держал конец веревки, наброшенной ему на шею. Что, впрочем, не помешало ему первому громко заявить, как только Логан перешагнул порог зала: