Ольга Кузнецова - Девочка на холме

Силы испарялись буквально в геометрической прогрессии. Каждое последующее движение давалось мне сложнее предыдущего, а мышцы предательски заныли. Я хотела прикрыть веки и бежать так, с закрытыми глазами, но если бы я так сделала, то потеряла бы из виду холм, который бы тут же исчез.

И только когда я поравнялась с покрытым зеленью огромным бугром, то стала успокаивать взбесившиеся легкие. Вцепившись в траву, чтобы она случайно никуда не исчезла, я простояла так, наверное, минуты две, а затем убедила себя, что мне нужно подняться на вершину, иначе зачем бы я так бежала сюда.

Подниматься же оказалось еще сложнее, нежели бежать: ладони скользили, а ноги упрямо отказывались повиноваться. Взобравшись на холм, я ничком повалилась на землю, обхватив ее руками, и наконец позволила себе закрыть глаза.

Я представляла себе, что этот холм — волшебный мир, а скрип качелей где-то над головой — это всего лишь скрип несмазанных петель двери в потусторонний мир. И все, чего мне хотелось сейчас, это уйти от жизни, уйти от проблем, которых и так навалилось выше крыши, а, уехав из Мельбурна, я не решила свои проблемы — лишь отложила их на потом.

Я полной грудью вдыхала травянистый запах, чувствуя, как где-то в горле начинает противно шипеть. Недостаток кислорода, воды и разумного поведения с моей стороны, в конце концов. Я пыталась раствориться в ветре, исчезнуть в нем, чтобы никто потом и не вспомнил обо мне, чтобы все забыли о моем существовании. Мне бы так было спокойнее — знать, что я принадлежу только сама себе и более никому. Свободная. Даже свободней, чем Лесли.

Внезапно мне даже показалось, что вместе с ветром я начала слышать какую-то странную музыку. Тихую, успокаивающую. Наверное, она звучала всего лишь в моей голове.

Приподнявшись, я наконец увидела то, к чему так стремилась эти бесконечные два дня. К самой толстой ветви дуба были привязаны веревочные качели с автомобильной покрышкой вместо сиденья. Я издала из себя какой-то гортанный победоносный звук, но краем глаза я заметила что-то еще, что стояло на поляне. Кого-то еще.

Этот кто-то стоял ко мне спиной, но весь силуэт был идеально белым. По спине струились длинные белоснежные волосы, которые не шевелились даже из-за проносящегося с сумасшедшей скоростью ветра. Тело существа, казалось, состояло из одних костей и натянутых на них мышц, а руки были белого цвета, но не мертвенно белого, а цвета свежего молока.

В этот момент я ощутила, как засосало под ложечкой, а затем я почувствовала страх. Кто это? Что ему нужно здесь, на холме? Не привиделся ли он мне? Что, это всего лишь капризы первого осеннего ветра?

Сначала я хотела что-то сказать, но поняла, что точно язык проглотила. Я не могла издать ни звука, не в силах была даже пошевелиться, но я понимала одно: кем бы это существо ни было, отсюда надо уходить и как можно скорее, а еще как можно незаметнее.

Затем же произошло то, что испортило мои планы кардинальным образом. Я чихнула.

Существо тут же резко повернулось на звук (даже слишком резко, я бы сказала!), и по бесконечно красивому лицу сразу пробежало целая россыпь эмоций: сначала это было удивление, затем ярость, а затем лицо вновь приняло невыразительное состояние. В целом лицо было такое же белое и холодное, как и кожа существа, но особенно запомнились мне глаза. Ярко-бирюзового, аквамаринного цвета, они буквально прожигали душу насквозь. Становилось страшно. Очень и очень страшно. Если мне как-нибудь и удастся выбраться отсюда, я знаю, что будет являться мне в кошмарах.

Вернее, кто.

На мгновение мне в голову пришла мысль, чтобы закричать, но я тут же отмахнулась от нее, потому что меня никто не услышит, потому что школа находится почти в миле отсюда. На целую милю вокруг ни единой живой души!

Существо замерло. Но только сейчас я поняла, что это было за существо. Да, Ллевелин никогда не читала мне всякую детскую муть на ночь, но только не говорите, что я пересмотрела Властелина колец! Все, на чем сосредоточился мой взгляд, были длинные заостренные кверху уши. Эльф. Боже мой, настоящий эльф!

Этот экземпляр изрядно отличался от тех, что я видела в фильмах и о ком читала в книгах. Он сочетал в себе только противоположности: ярость и изящество, красоту и уродство, доброту и отчужденность, слабость и силу. Я боялась его и одновременно восхищалась им. Конечно, не Орландо Блум, но я чувствовала в его красоте какую-то особую магию.

Стоп, магию?

Я же уже решила, что с меня хватит всей этой мистической ерунды, так какой черт дернул меня пойти на этот холм? Зачем, ну зачем я снова и снова ввязываюсь в неприятности? Хотя по сравнению с тем, что я случайно разбила окно соседям (ладно, не случайно, а на спор со Стеф), это были настоящие неприятности, из которых я могла и не выбраться живой.

Вот сейчас я закрою глаза, а когда открою, то ничего не увижу. Ни холма, ни какого-то там белого эльфа, ничего, прошу. Я попробовала, но вновь ничего: эльф стоял и смотрел прямо на меня. Глаза в глаза, и я была не в силах отвести взгляд.

Черт-черт-черт, ну, давай же. Исчезай. Ты всего лишь плод моего больного воображения. Клянусь, я завтра же пойду к психиатру. Нет, лучше сегодня.

Но не помогало. Мне казалось, что это может продолжаться вечно: я буду сидеть на траве, а эльф — буравить меня каменным взглядом. Минуты тянулись бесконечно, мое сердце стучало где-то в горле, а ладони ужасно вспотели. Что уж и говорить, я была на пределе.

— Все, довольно, — сказала я и резко поднялась на ноги — эльф даже бровью не повел. — Я же сказала, баста, стоп, конец, или на каком языке ты там понимаешь? Иди к своей белокожей мамочке, а с меня хватит. Я пойду домой.

Сказав это, я развернулась и сделала несколько шагов в сторону, гадая, стоит ли сейчас эльф за моей спиной или нет. Но едва я отошла от того места, где сидела, на несколько футов, как лбом стукнулась обо что-то твердое, хотя передо мной ничего не было. Чтобы подтвердить или опровергнуть свое самое страшное предположение, я вытянула правую руку вперед и… наткнулась на невидимую стену.

Паника тут же начала с метеоритной скоростью подниматься по венам. Я была отрезана от внешнего мира. Я была. В ловушке.

На много миль вдалеке простиралась долина, и до свободы, казалось, было рукой подать. В прямом смысле этого слова. А я была заперта в невидимой клетке, и никто бы ни услышал меня, как бы громко я ни кричала. Мысленно я представила себе лицо отца, брата, Ллевелин, и мне стало страшно не из-за того, что я больше никогда не смогу их увидеть, а из-за того, что они уже могут никогда не увидеть меня.

Что-то подсказывало мне, что я должна была делать хоть что-нибудь. Это был какой-то древний инстинкт, который призывал меня не сдаваться, выживать, бороться. Пусть даже со странным ледяным эльфом из моего воображения.