Ольга Кузнецова - Девочка на холме

Тяжело дыша, я повернулась в сторону странного существа, но оно так и не сделало ни шага, даже не пошевелилось. Застыло, будто было кем-то заколдовано. Но это была ложная иллюзия: едва я дернулась в сторону, эльф молниеносно кинулся на меня, и спустя мгновение я оказалась прижатой к земле.

Над ухом послышалось разъяренное шипение. На свет показались белоснежные заостренные зубы.

Я закричала.

Закрыв глаза и стараясь не дышать, я надеялась, что все пройдет как можно быстрее. Пожалуйста, я не могу больше ждать.

Прошедшие несколько минут казались бесконечными часами. Я с горькой усмешкой вспоминала о том, как еще совсем недавно думала, что самое долгое ожидание — это ожидание сытного завтрака. Какие глупости. Боже, как вообще можно было быть такой глупой?!

Ничего не происходило, меня как будто засосало в какую-то временную яму, из которой было невозможно выбраться, в которой каждое мгновение было похоже на предыдущее. Я слышала похожее на дикий ураган тяжелое дыхание, чувствовала, как тело все сильнее сковывает холод, исходящий от эльфийского тела. Он, что, и вправду был изо льда, а не просто казался таковым?

Неужели, я сошла с ума? Неужели, это все происходит со мной, а не с кем-то другим?

Когда не дышать более стало уже практически невозможно, я резко выдохнула и открыла глаза. В это же мгновение стальная хватка ослабла, и я, стуча зубами и чувствуя, как тело пробирает дикая дрожь, попыталась сесть на траву. Ребра ужасно болели. Наверное, незнакомец слишком сильно на них надавил. Перестарался, черт бы его побрал.

Я посмотрела на стоящее в нескольких футах от меня существо. Эльф глядел в мою сторону с любопытством, слегка склонив голову набок, но мое больное воображение почему-то стремительно дорисовывало это прекрасное лицо до другого — искаженного злобой, с острыми, как свежезаточенные ножи, зубами. Мне было страшно. Так страшно, что я уже не чувствовала своего тела, не могла допустить в своей голове никакой лишней мысли, точно он мог меня услышать, узнать, о чем я думаю. Он был похож на хищного зверя. Скорее всего, на волка, но с человеческим лицом. Хотя нет. Это лицо трудно было назвать человеческим: аквамариновые пустые глаза, будто сделанные из стекла, белые тонкие брови и кожа, которая после того, как я повнимательней присмотрелась, оказалась вовсе не белой — цвета топленого молока. Все тело незнакомца покрывали крохотные острые снежинки, причудливые и узорчатые, больше похожие на полупрозрачные паутинки. Вот почему мне казалось, что эльф сделан из снега.

Больше всего я боялась, что эльф не поймет меня. Вдруг он говорит на каком-то не знакомом мне языке — как я тогда объясню ему, что не хочу причинить ему вреда? Да и даже если мне это удастся, позволит ли он мне уйти с холма после того, как я видела его?

Живой свидетель — плохой свидетель. Мертвый свидетель — хороший свидетель. Мертвый свидетель будет молчать.

В горле встал сухой горький ком, в ушах стучала кровь, и более я ничего не слышала: ни шума проносящегося мимо ветра, ни скрипа разбушевавшихся качелей. Мне как маленькому ребенку хотелось только одного — поскорей попасть домой, забиться с головой под одеяло и больше никогда не вспоминать о произошедшем. Забыть, как страшный сон.

Давай, Джини, давай, придумай хоть что-нибудь, уговаривала я себя, но от этого только больше начинала волноваться. Все это больше походило на какую-то странную сказку. Нет, не так. Я попала в страшную сказку, где каждый встречный, будь он животное или человек, пытается тебя убить.

Некоторое время я убеждала себя, что сплю, но я не была настолько глупой, чтобы наконец не понять, что все, что происходит, происходит на самом деле. В моей реальности.

Это не могло быть даже розыгрышем: все выглядело слишком по-настоящему, слишком реален был этот эльф с кожей, покрытой мириадами крохотных снежинок, слишком серьезен был дядя, когда говорил о Шварце. Нет, в Мак-Марри определенно происходит что-то не то. Возможно, это место просто аномально. Западная окраина мира — так почему бы тут не произойти чему-нибудь похожему на это?

Или, может, мир, о котором я знаю, вовсе не весь существующий мир? Есть ли что-то, что скрывается от человеческих глаз?

— Я предупреждал тебя, чтобы ты не ходила на холм, — внезапно заговорил эльф. Серебристая пыльца на его щеках ровным светом блестела на солнце.

— Предупреждал? — переспросила я и не узнала свой голос: хриплый, тихий, — точно у меня была ангина и я с трудом выговаривала слова.

Эльф не ответил, но мне уже и не требовался ответ: я все поняла. Гроза, сверкавшая накануне вечером над холмом. Тогда я думала, что мне показалось. Небо было ясным, но это была не просто гроза — это был сигнал для меня, чтобы я не совала нос не в свое дело. И как я могла не расшифровать это несложное послание?

Дело было даже не в грозе — мне давно нужно было понять, что я захожу за черту, перехожу все границы дозволенного. Я должна была сделать вид, что ничего не заметила, что все эти странности мне только привиделись. Потому что обычные люди обязаны поступать именно так. Они обязаны жить в своем обычном мире, не нарушать равновесие, не смещать мировые весы. Они обязаны обычными вечерами смотреть записи Маппет-шоу вместе со своими обычными лучшими подругами. Но все, что было вне этой нормальной жизни, влекло за собой только одно — неприятности.

— Два дня назад, едва ты приехала, я тут же почувствовал твой запах, а затем понял, что ты можешь видеть холм, — продолжило существо, не шевеля ни единой мышцей на своем лице. Казалось, ему так было вполне комфортно: замереть, сделать вид, что ты всего лишь что-то неживое, неподвижное.

— Я всегда могла видеть холм, — возразила я. Странно, как у меня вообще хватило смелости спорить с этим излучающим опасность существом. — Когда приезжала к дяде на Рождество, но я…

— Но тебе и в голову не приходило взобраться на него, — закончил за меня эльф.

Я кивнула.

— Возможно, все дело в крови. — Эльф задумчиво качнул головой; стеклянные глаза цвета неба заслонила непрозрачная дымка. Только сейчас я заметила, что у него совсем не было век, и, может быть, то, что я сейчас видела, было похоже на то, как люди закрывают глаза. Эльф меня тоже, казалось, теперь не видел. — Но, когда ты была меньше, ее зов внутри тебя был не такой сильный. — Дымка дернулась и моментально растаяла — эльф снова смотрел на меня своим холодным взглядом.

Кровь? О чем он говорил? В моем роду не было эльфов.

— В конце концов, это не мое дело, — произнес эльф и, вынув из висящих на поясе ножен изящный ледяной кинжал, принялся крутить его неестесственно тонкими и длинными пальцами. Пальцы были похожи на тоненькие веточки деревьев, готовые сломаться от первого же порыва ветра, но, как я уже успела убедиться, медлительность и хрупкость эльфа были на самом деле иллюзорными. Он мог постоять за себя и с завязанными глазами — только, боюсь, прежде чем я завяжу ему глаза, он уже разломает меня напополам.