Ольга Кузнецова - Просто солги

— Ким?.. — окликаю. Но он не отвечает. — Ким?

Снова молчание. Чувствую, что машина начинает тормозить. Мне решительно плевать, куда он завез меня, сейчас это не имеет значение.

— Ким? Чертов ублюдок, ты слышишь меня?!

Я медленно начинаю вскипать. В таких случаях меня бесит в нем все, все — от ковбойских сапог до вечной ухмылки. Со злости ударяю кулаком по приборной панели, но понимаю, что только отбила себе руку.

— Мне нравится, когда ты злишься. — Я слышу его заносчивый шепот прямо над моим ухом. Где-то рядом. Он дышит мне в ухо и снова улыбается — знаю эту его особенность наизусть.

— Ким?.. — уже более мягко спрашиваю я, но слышу только, как хлопнула водительская дверца. А уже через мгновение все мое тело обдает свежим осенним ветерком. Особенным чикагским ветерком.

Он помогает мне выбраться.

Наступив в лужу, я снова чертыхаюсь.

— Ты такая предсказуемая, Кесс, — смеется он.

Уже не "Кесси", а "Кесс". И мне кажется, что Ким слишком много себе позволяет.

…

— Вы верите в Бога, мисс? — спрашивает голос. Незнакомый. Потусторонний. В смысле, по другую сторону от меня.

Когда-то мне уже задавали подобный вопрос, и я ответила "нет". Ответ был неверный ответ, заведомо ложный. Эта крохотная ошибка почти стоила мне жизни.

Еще никогда мне не удавалось отвечать на подобные вопросы верно. Это как коробка с сюрпризом: никогда не знаешь, окажется ли там озлобленный геккон или же на тебя брызнет кислотой. В любом случае, ты остаешься в проигрыше. Вот и вопросы с изюмом я ненавижу в этой жизни больше всего.

Так что как бы я не ответила, ответ будет неверным. Нечестная игра.

Прикусываю нижнюю губу и думаю над ответом. Затем стараюсь вежливо улыбнуться.

— Только если Бог верит в меня.

Я слышу забавный смех — это Ким стоит совсем рядом. Ни на секунду я не забываю о его присутствии, так тяжело он дышит.

Обладатель незнакомого голоса тоже смеется. Задиристо, хрипло. Как смеются полные жизни старики.

— Конечно, он верит в тебя, дитя мое, — говорит незнакомец. У него приятный голос, такой… располагающий. Такому голосу обязательно хочется довериться и моментально выложить все свои самые сокровенные мысли. Чем-то сродни психиатру, только с такими людьми разговаривать на самом деле приятно.

Я не стала спорить с незнакомцем, говорить, что он не может знать наверняка, поэтому лишь слегка улыбаюсь, чтобы, как минимум, не показаться невежливой.

Незнакомец определенно очень стар. Потому что дышит слишком часто (даже намного чаще, чем Ким), а еще потому что от него по-особенному пахнет. Я бы сказала, преждевременным разложением.

Ким слегка подталкивает меня, чтобы я шла вперед, но какой-то глубоко заложенный инстинкт заставляет меня остановиться, схватиться за дверной косяк. На мгновение мне кажется, что я иду в само логово дьявола.

Не помню, что тогда шепнул мне на ухо Ким, но я тут же расслабляюсь.

У старика типичная чикагская квартира: сильно накурено — только вот запах не как от обычных сигарет — скорее, от сигар. Она маленькая, и я чувствую это, потому что могу спокойно дотянуться правой рукой до одной стены, одновременно касаясь левой рукой противоположной. Но Ким говорит, что это только прихожая.

Меня усаживают за стол, на твердый, но невероятно гладкий стул, будто полированный. И ставят передо мной тарелку с аппетитно пахнущим бифштексом. Ей-богу, этот запах узнаю среди тысячи!

Мне плевать, даже если мясо отравлено. Плевать, даже если этот милый старичок вовсе не такой милый, каким кажется. Плевать, даже если Ким имеет на мой счет какие-то свои планы. Плевать. Я не ела уже целую вечность.

Незнакомец уже не такой незнакомый, и у меня такое чувство, что я разговаривала с ним всю свою жизнь, вот так, ртом, под завязку набитым бифштексом.

Даже не успеваю заметить, что уже не слышу тяжелого дыхания Кима. Не успеваю уследить, когда именно он уходит.

— И давно вы путаетесь с мафией? — неожиданно ровно спрашивает старик. Такое чувство, что он спрашивает так, между делом, от простого любопытства. Если бы я видела выражения его лица — наверняка, равнодушно-пренебрежительное, то наверняка бы поверила, — но я учусь слышать. И я слышу слишком большой смысл в этом, на первый взгляд, несерьезном вопросе.

— Меня списали несколько лет назад, — так же неопределенно, как и он спрашивает, отвечаю я и пожимаю плечами. Для верности. — И это не мафия, мистер. Я бы не употребляла такое слово.

Старик испускает весьма дерзкий смешок и касается своей ладонью моей. У него кожа шершавая, высушенная, а у меня гладкая, юная. И мне почему-то хочется, чтобы все было наоборот, чтобы я была старше, чтобы могла смотреть на этот мир своими глазами. Не чужими.

— У вас руки холодные, — шепчу. Старик не реагирует. Он хочет что-то сказать: я чувствую, как он издает непонятные булькающие звуки и снова закрывает рот. Он думает, что я очень упрямая. Ищет слова.

— Вы знаете, Кесси, — я вздрагиваю, когда он называет мое имя. Почему-то все все обо мне знают, каждый может посмотреть на меня со стороны и сделать выводы. Каждый — свои. — Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать пять? В таком возрасте, Кесси, все еще можно поменять. Еще можно забыть свое прошлое и начать все с чистого листа. Как будто ничего и не было. Просто поймите, потом будет уже поздно. Вы можете остаться здесь, в Чикаго, смените имя, перекрасите волосы. Вы можете начать новую жизнь. Все зависит только от вашего желания, Кесси.

В моей голове проносится мысль, что я, возможно, не в себе, а этот человек — вероятно — моя совесть. И в этот момент он говорит мне то, о чем я так боялась даже подумать все эти годы. Мне всегда казалось, что иметь вот такое прошлое, как у меня, равносильно тому, чтобы провести все это время за решеткой. И когда ты оказываешься на свободе, то первоначально кажется, что невозможно забыть, невозможно выкинуть из памяти. Думаешь, что это будет с тобой вечность, что это стало частью тебя, невидимой меткой, которую невозможно будет отодрать от себя ни при каких обстоятельствах.

И, тем не менее, старик прав: все еще правда можно забыть, пока действительно не стало поздно. Пока еще есть время.

Но — невовремя — вспоминаю, что я уже влипла по самое "не хочу". Вспоминаю, что за мной уже гонится шайка головорезов. Вспоминаю, что с этим странным словом "прошлое" связан Ким. А я не могу без всего этого. Иначе это уже не я — это какая-то другая Кесси, с которой я определенно не знакома.

Сменить имя, покрасить волосы…

С таким же успехом он мог предложить мне сходить в крематорий и выбрать себе новое тело. Можно даже новую память.

Вспоминаю того ублюдка, чье лицо я увидела в своей жизни последним. Вновь и вновь вспоминаю, как он спрашивает меня, верю ли я в Бога. Это похоже на кошмар. Бесконечно прокручиваемый в моей голове кошмар, который невозможно забыть, просто приняв снотворное.