Наталья Игнатова - Охотник за смертью

– Не любовники? – Орнольф усмехнулся. Снова поцеловал его. – Ты уверен?

Нет. Сейчас он ни в чем не был уверен, только не тогда, когда рыжий так близко, и губы его так настойчивы, а вкус его крови согревает сердце и оно начинает биться. Как живое. Но Орнольф ведь и не ждет ответа.

– Кто бы говорил об объяснениях, Хельг? – легкий щелчок по носу мгновенно вывел Альгирдаса из транса. – Тебя в цирке показывать можно. Вот это, на тебе, оно надето или нарисовано?

– Ты о моем маленьком вечернем представлении? – уточнил Паук невинным тоном. – Для мальчиков, мечтающих, чтобы я стал девочкой?.. Ненавижу!

– По крайней мере один из них спит и видит, как бы самому стать девочкой.

– Тоже ничего хорошего.

– Согласен. Но у людей на тебя всего три реакции: взять, отдаться или убить. Это правило почти без исключений, так кто же виноват?

– Я? – мгновенно ощетинился Альгирдас.

– Нет, конечно, – Орнольф обнял его, выжидая, пока спрячутся ядовитые иголки, – ты не виноват, и вообще никто не виноват. А ты молодец! Если я все правильно понял, сегодня вечером был кризис, да? К утру, они либо исцелятся, либо можно будет сказать, что заболевание неизлечимо.

– Они исцелятся, – как всегда, услышав похвалу, Паук сменил гнев на милость, – это паутина.

– Ладно, – датчанин встал и подал ему руку, – пойдем, определимся, где же мы все-таки.

Пока Орнольф занимался какими-то скучными расчетами, искал нужное течение, менял курс, выключал двигатели, чтобы теплоход, дрейфуя, вышел к судам береговой охраны, Альгирдас вызвал рабочих духов и приказал навести порядок на судне.

Представить страшно, что начнется, если смертные найдут теплоход в таком виде! Они же не разберутся, чьими трупами устланы палубы, и из кого пролилось столько крови. Крику будет! А кому это надо?

Оставлять после себя чистоту и порядок давно уже стало неписаным правилом. Орнольф говорил, что освободил четыре захваченных нечистью судна, пока Альгирдас обживал замок в Карпатах. Четыре за шестьдесят лет – не бог весть сколько, если забыть, что три из них пришлись на годы Второй мировой войны. Много стало в море мертвецов.

В пятьдесят пятом году, уже опять вместе, они очистили от духов яхту «Коннемара». И с тех пор, вроде бы, стало потише…

Ох, да, конечно, потише! Просто духи поумнели – и вот, пожалуйста, захватили целый плавучий город. А рыжий говорит, что бывают корабли… суда, в смысле, еще больших размеров. Здесь они справились. Правильнее сказать, здесь они выжили. Брэйн буэлтрэх! [47]Проклятый рассвет! Проклятая натура – звериная суть, которая берет свое! Проклятая похоть…

– Ну-у, – протянул Орнольф, не отвлекаясь от вычислений, – про похоть, это ты загнул. Не припомню, чтобы мой Хельг пропустил хотя бы одного суккуба, не важно, в трезвом уме или в рассветном безумии.

– Не подслушивай! – огрызнулся Альгирдас.

– Не казнись, – мягко отозвался Орнольф. – Мы живы. Мы почти целы. И мы нашли отличный способ выманивать тех, кто затаился. Всего-то надо немного крови, и чтобы тебя рядом не было. Серьезно, Эйни, – он развернулся вместе с крутящимся креслом, – они накинулись всем скопом, как только ты отвлекся на девочек. Они тебя боятся. Вот и прячутся. Я сейчас вспоминаю те четыре судна, мне ведь не приходилось кого-то на них искать. Куда там – отбиться бы. Я полагал, это потому что нечисти там было куда меньше, чем на этой громадине, а сейчас думаю, дело не в этом. Дело в тебе, – он улыбнулся: – как ты их… тех, что меня прижали. Я ахнуть не успел.

– У тебя были все шансы там и кончиться.

– Были, – легко согласился Орнольф, – еще бы минут десять, и плакали мои защиты. Но ведь не кончился же… Эй, чем это занимаются твои работнички?

– Свечи зажигают, – угрюмо откликнулся Альгирдас. – Кофе варят на двести персон. Жрать готовят – на триста. Сигары еще поджечь… думаю, полусотни хватит. Когда там встреча со смертными?

– Полчаса. Может быть, минут сорок. Нас уже пытаются вызвать.

– Как раз успеем. И не смей называть меня Эйни!

– Что, успеем, Эйни? … – Орнольф осекся. – Постой-ка, – он подошел к Альгирдасу и близко заглянул в глаза, – покайся, любовь моя: «Розалия» в тысяча восемьсот сороковом, и «Сеаборд» в пятидесятом – это твои фокусы?

– В жизни, рыжий, всегда должно быть место чудесам, – Паук оскалился, демонстрируя длинные, острые клыки, – особенно, в жизни смертных. И. Не смей. Называть. Меня. Эйни!!!

– Спайдербой… – с невыразимым удовольствием пробормотал Орнольф.

С приближающегося к дрейфующему теплоходу катера береговой охраны внимательно следили за подозрительным судном. И наблюдатели клялись, что отчетливо видели, как с верхней палубы свалились, сцепившись, два человека, один из которых даже в воздухе награждал другого пинками.

Но никаких следов борьбы на теплоходе обнаружено не было. Не нашли поблизости и разбившихся о воду трупов. Вообще никого не нашли. Ни одного живого или мертвого человека.

Зато в столовых сиял хрусталь, и исходили паром изящно сервированные для раннего завтрака блюда, а в курительных тлели в пепельницах сигары. Кресла у карточных столов еще хранили тепло только что сидевших в них игроков. И теплыми были пустые постели… Только в судовом журнале, на последней странице, стремительным легким почерком сделана была странная запись:

«Рыжий – зараза!» – безапелляционно гласила она.

Все-таки часовые пояса – отвратительная выдумка географов, или кто там их изобрел. Маришка не спала ночью, потому что не хотелось, и не спала днем, потому что не привыкла спать днем. Легла почти на рассвете, а уже через пару часов проснулась. И сейчас, с тяжелой головой, сидела в кофейне, надуваясь «эспрессо». Дюхе и Максу она мрачно завидовала. Они сразу, как прилетели, стали жить по местному времени. То ли опыт сказывается, то ли умеют псионики то, что магам недоступно.

Сейчас парни бодро травили байки. В основном Дюха – он вообще много чего знает. Сразу видать – старлей.

– А в той школе, мы проезжали – я показывал, три года назад такой сюр разгребать пришлось. Я до сих пор не знаю точно, что это было, но возились мы три дня. С пятницы до понедельника.

Да уж, старший лейтенант, это вам не в тапки гадить. Он, оказывается, начинал служить во Владивостоке. Сразу из армии попал в ИПЭ и целый год после учебы здесь проработал. Почему, интересно, с пятницы до понедельника три дня? Должно быть или два, или четыре.

Вспомнились шахматы, играть в которые Маришка никогда не умела и знала только про эти самые «е-два, е-четыре», а еще «лошадью ходи». Дюха рассказывал о школьных коридорах, на стенах которых проступали, порой, чьи-то лица. Чтобы увидеть их, нужно было остаться в пустой школе в одиночку. Или вдвоем.