Наталья Игнатова - Охотник за смертью

Глаза его были светлыми. Не прозрачными, но светлыми, бледно-голубыми. Он разбросал паутину, частью за пределы зала, пытаясь отыскать тех злых духов, с кем могли быть связаны дети, а частью – к самим детям, делясь с каждым из них той осторожной лаской, которая досталась малышу у него на руках.

– Они нездоровы, – наугад предположил Орнольф, переступая, наконец, порог страшного зала, – болеют чем-нибудь. Посмотри, у них явно задержки в развитии. Поэтому их и оставили…

Он ясно увидел, как Паук подавил готовый вырваться рык. Верхняя губа вздернулась, обнажая звериные клыки, ноздри раздулись, но рокот, зародившийся в груди, так рокотом и остался. Негромким. Нестрашным. Если не знать Паука.

Он не хотел напугать детей. Зато, похоже, хотел убить сколько-нибудь взрослых.

– Они здоровы, – тихо-тихо прозвучал его мягкий голос. – Они другие, чем… – он все-таки взрыкнул, не умея найти слова, – чем другие, но они здоровы. Эти дети говорят с духами, а не с людьми. Их оставили умирать, рыжий?

Можно было бы сказать «нет» и придумать что-нибудь убедительное. Убедительное для Паука, который знать не знает правил человеческого выживания. Можно было. Только Орнольф с Альгирдасом не могли врать друг другу. И Орнольф сказал: «да».

– Если отвезти их в одно из убежищ?..

– Их, скорее всего, не возьмут, – неохотно произнес Орнольф, – разве что ты прикажешь.

Понятно было, что Альгирдас прикажет, и горе тем, кто его ослушается. Понятно было, что за каждым из этих полумертвых детишек станут приглядывать, как за сокровищем, чтобы, не дай бог, ничего с ними не случилось. И так же понятно было, что ничего хорошего из этого все равно не выйдет, потому что любить приказом не заставишь, а детям любовь нужна не меньше, чем заботливый уход. У людей в убежищах и без умственно неполноценных детишек хватало проблем.

– Я заберу их в Воратинклис, – неожиданно сказал Альгирдас. – Смертные создали убежища для избранных, да, рыжий?

Орнольф молча кивнул. Так оно и было. Убежища – для избранных, а милость божья – для всех остальных.

Словно прочитав его мысли, Паук зло ухмыльнулся:

– Значит, избранные еще позавидуют этим малышам.

Это была странная идея – насчет Воратинклис. Орнольфу бы в голову не пришло, что туда, или в Поместье, можно впустить смертных. Это владения Паука, людям там делать нечего, да их там и представить сложно. За тысячу с лишним лет как-то выпало из памяти то, что когда-то Поместье носило имя Ниэв Эйд, и жили там именно люди, пусть странные.

С тех пор многое изменилось, и территория чародейской школы стала опасна для разума людей, так же, как большая часть земель на Меже, к тому же, Хельг построил там Воратинклис – место его души, радость его сердца. Да и границы Поместья стали значительно шире, чем занимаемые Ниэв Эйд. Однако сейчас, когда Межа исчезла, люди, появившись в Поместье, могли уже не бояться за свои души.

А границы Паук раздвинул – это да. За одиннадцать столетий под его руку пришли со своими племенами больше десятка вождей и рыцарей фейри. Они приняли законы Паука в обмен на его покровительство и защиту, а их территории и охотничьи угодья отошли в паучью собственность. В накладе никто не остался: уж что-что, а защищать Паук Гвинн Брэйрэ умел получше многих.

И теперь Поместье превратилось в убежище для самых слабых и беззащитных смертных. Для самых… бесполезных.

Хотя насчет пользы – это с какой стороны посмотреть.

Дело даже не в том, что те три десятка детишек, найденных в брошенном интернате все как один оказались потенциальными заклинателями. Это, конечно, большая удача, но почти всех их нужно было сначала научить воспринимать реальность, а уж потом обучать чему-то еще. Дело в том, что эти дети оказались не единственными, кто нашел спасение в Воратинклис и на просторах Поместья.

Еще были больницы. А в больницах – врачи, отказавшиеся бросить своих больных, не пожелавшие воспользоваться предоставленными государством убежищами, и день за днем защищавшие себя и пациентов от взбесившегося мира. Были детские дома, в которых воспитатели и няни остались, чтобы встретить смерть вместе со своими подопечными. И никому не нужные теперь электростанции, заводы, исследовательские центры, которые бросили вместе с работавшими там людьми, и которые стали убежищем для многих смертных, потому что фейри, как и Паук, инстинктивно побаивались всего, что было сложнее арбалета.

Казалось бы, ну, что они могут? Что врачи, учителя, инженеры, обычные люди способны противопоставить голодным и безжалостным фейри? Но Паук веселился всякий раз, когда вспоминал о девушке Зуле, обитательнице рабочего поселка Чурилово, которая могла материться в течение двух с половиной минут, не останавливаясь и ни разу не повторившись. Она работала санитаркой в реанимационном отделении одной из больниц Челябинска, и заградительный огонь ее неистощимых матюгов заставлял нечисть держаться на приличном расстоянии от дверей и окон реанимации. Такая Зуля была, конечно, не единственной. Но на Паука именно она произвела огромное впечатление своей детской непосредственностью и незамутненным мыслями взглядом.

Да. Потом это действительно казалось смешным. А поначалу… когда вольные охотники, или сам Паук во главе своего маленького отряда находили больницы, детские дома, приюты для стариков и душевнобольных, находили людей, брошенных на произвол судьбы, потому что в убежищах от них не было бы никакой пользы, вот тогда было не до веселья.

Страшнее всего был тот, первый детский приют. Сразу за ним в списке шли многочисленные больницы. Черные, туманные обитатели трансфузионных лабораторий. Не имеющая образов нежить, таящаяся в длинных, пустых коридорах без окон. И люди, переставшие быть людьми. Те, кто вышел из комы, потеряв свою личность где-то там, на той стороне. Для этих преград не существовало. Завладев человеческим телом, эти создания могли приходить куда угодно. Могли открыть любые двери. Могли взять любую жизнь.

Призраки умерших детей и непонятные, не очень знакомые обитатели иных слоев бытия защищались от врагов вместе со смертными. Печальные, тихие дети, которых когда-то не удалось спасти врачам, не держали зла на людей. Дарящие надежду духи кардиомониторов создавали для нечисти почти неодолимую преграду. Каждый делал то, что мог. Каждый выкладывался полностью. Люди умирали. Конечно, они умирали. В новом мире, где не работали приборы, где не действовали лекарства, не подкрепленные соответствующими заклинаниями, а смерть могла явиться во плоти, спасать людей стало почти невозможно.

Только их все равно спасали.

Вольных охотников не хватало. Союзники-фейри поначалу отвернулись от Паука, соглашаясь соблюдать в отношении к смертным лишь нестойкий нейтралитет. Сам Паук, даже с помощью демонов, не мог оказаться везде одновременно. Они помогли многим. Но ко многим на помощь просто не успели.