Марина Дементьева - Мир, где меня ждут.

Сидящая у изголовья его постели молодая женщина совершенно не походила на Марину. Аристократическое бледное лицо с огромными ярко-зелеными глазами, пряди золотисто-пепельных волос выбиваются из-под платка. Безупречную фигуру не скрывает и не портит даже мешковатая бедная одежда; темная косынка только подчеркивает белизну и нежность кожи и идеальные черты. Заметив его пристальный взгляд, незнакомка резко отдернула руку. Демиана изумило странное выражение обреченности и страха, появившееся на ее лице.

— Простите, кто вы? — Губы девушки слабо шевельнулись, но она не произнесла ни звука. Наконец она выдавила из себя:

— Я местная целительница. Веда…

«Ага… местная. Целительница. Да еще и Веда»… — То печальное обстоятельство, что ведьмакам категорически запрещалось лгать, всё-таки имело и один положительный аспект — ложь они чувствовали за лигу. Вот и сейчас Демиан кристально ясно видел, что девушка говорит неправду. Ну, или хотя бы полуправду. Что ж, дело ее. У каждого есть свои секреты, он ничего не имеет против. Парень осторожно приподнялся на локте. Комната зыбко закачалась, но довольно скоро перешла в статичное состояние.

— Веда, не могли бы вы мне дать немного воды?

— Да, конечно-конечно, я сейчас… Как же я не подумала… — Целительница вихрем метнулась к столу, едва не расколотила кувшин, а потом долго не могла налить воды в кружку — руки девушки так тряслись, что вода попадала куда угодно, но только не туда, куда нужно. Веда увидела его удивленное выражение лица и чуть не выронила кружку, а когда подавала ее, старательно отводила взгляд. «Странная какая-то»…

Настроение заметно поднялось, едва перестала мучить жажда. А жизнь-то, оказывается, прекрасна! Да уж, много ли человеку нужно для счастья…

— Спасибо вам за заботу, леди Веда, — улыбнулся и поймал на себе странный взгляд затуманившихся слезами изумрудных глаз. Но не успел задать ей вопрос, как дверь распахнулась настежь, жалобно скрипнув петлями, и в комнату влетел Трей собственной персоной.

— Я пойду, — засуетилась Веда и, не попрощавшись, тенью выскользнула за дверь. Трей проводил целительницу глазами, а потом встал напротив Демиана и скрестил руки на груди.

— Ну что, тебя, видимо, можно поздравить с возвращением?

— Каким таким возвращением? — удивился еще не окончательно проснувшийся маг.

— Ну как же, в мир живых, конечно. А теперь скажи-ка мне, дорогой друг, вот что — ты не мог выбрать себе более простой способ для самоубийства? Ты вообще понимал, что творишь? Соображал, что не выдержишь отката? Решил с огнем поцеловаться [31] Поцеловаться с огнем (идиоматическое выражение) — умереть. Павших в бою воинов в Пределе сжигали на погребальных кострах. ? Какого облезлого нарлага ты там натворил? Бездна и все ее демоны!!!

На этом приличные выражения у Трея кончились и начались такие, в которых приличными были лишь предлоги и знаки препинания. Демиан молчал и думал, что такие лестные эпитеты ему уже давно не доставались. Хотя, если честно, то и вовсе никогда. Кто же еще, кроме Трея, осмелится высказать подобное ему в лицо? Дураков, желающих огрести по первое число от одного из первых телларионских ведьмаков и по совместительству лучшего ученика легендарного фехтовальщика мэтра Соргеана, пока не находилось.

За возмущением и грубыми фразами таились искренние переживания — друг очень волновался за него, пока Демиан балансировал на грани жизни и смерти, и никак не мог определиться с выбором. Наконец Трей выговорился и безнадежно махнул рукой — мол, что уж с тобой поделаешь, такой уж ты есть, придётся с этим смириться. Устало опустился на край постели:

— Братишка, ты же знаешь, что у меня из родных людей только ты, да наставник. Не делай так больше, прошу. Не рискуй понапрасну.

Демиан промолчал. Знал, что не сможет выполнить эту просьбу. Трей вздохнул, понял.

— Трей, а что с нами вообще произошло? Ничего не помню…

— Что, совсем ничего?

— Нуу… Не совсем, конечно. Помню стаи летунов, помню, как вызвал 'Дух огня'… Потом… Бред какой-то — вроде мне помогли с заклятьем. Да нет, точно бред… А потом уже всё — темнота.

— Уж не знаю, кто там тебе помог, но нам на выручку пришли аваллары.

— Какие еще аваллары? — удивился Демиан. Что они здесь потеряли, за тысячи лиг от своих земель? Что им, бессмертным, до человеческих проблем?

— Да самые обычные.

— Скажи-ка мне вот что — каким таким образом аваллары проведали о заварушке в Синаре? И почему вдруг решили помочь?

— Да нихрена я не понял, почему они вдруг воспылали таким альтруизмом. Говорят, что что-то их позвало сюда. Или кто-то… Что здесь нужна их помощь. Спрашивал точнее, не говорят. Вроде, так всё и было, и я должен поверить в эти байки.

— Чушь.

— Согласен, но не скажешь же им это. Как-никак, они нам действительно помогли, а уж по каким причинам, и что они скрывают…

— Еще целительница эта странная, — задумчиво протянул Демиан.

— Парень, она тебя чуть ли не с того света вернула. А в чём странность заключается?

— Не знаю. — Ведьмак задумчиво взърошил отросшие угольно-черные пряди. — То, как она на меня сморит… Трей, ну ты чего, что я смешного сказал?

— О-ой… Не могу… Смотрит! А что бы ей на тебя и не посмотреть? Дем, тебе сколько лет?

— Трей, да разве я об этом? Трей, ну кончай ржать! В том-то и дело, что… На меня в жизни никто так не смотрел, как… — Продолжающий хихикать Трей удивленно взглянул на внезапно замолчавшего друга. А тот воскрешал в памяти то удивительное выражение, застывшее на лице лекарки, ту бурю эмоций, что отражалась в ее глазах.

— Как?…

— Не знаю, — повторил Демиан. Он действительно не мог толком выразить своих мыслей. Одни витающие в воздухе ассоциации, смутные ощущения. Наконец подобрал более-менее подходящий пример и тепло улыбнулся, вспомнив приятные моменты из детства. Ох, как это давно уже было… — Как тетя Фьора, когда таскала мне пирожки в подвал, во время очередного моего 'вынужденного пребывания' там.

— Ну ты и скажешь тоже! — усмехнулся Трей, вспомнив сердобольную стряпуху из телларионского замка. Как она постоянно жалела их, вечно голодных, лохматых и оборванных сорванцов, обреченных забыть родительский дом и никогда не обрести собственный. Обязанных проводить жизнь в вечной борьбе.

Как мог Демиан описать эту бесконечную нежность и неизжитую боль в изумрудном взгляде? Что поделаешь, его никто не учил произносить это светлое слово 'мама'…

Дыхание перехватывало от глухих безнадёжных рыданий, взгляд застилала радужная пелена слёз. Счастья ли?… Непонятно. Столько долгих лет ее глаза были сухими, и вот вновь пролилась эта чистая влага, кровь ее истерзанной души.