Danielle Collinerouge - Гарри Поттер и Враг Сокола

— Какой ужас, Гарри, — жалобно произнесла Гермиона, закончив читать.

— И к чему было все это? Ладно я — псих, этим уже никого не удивишь, но Сириус… Тонкс.

— Как это подло, вывернуть все наизнанку, сделать достоянием общественности многие личные вещи только лишь для того, чтобы продолжить формирование образа мерзкого правительства! — Гермиона отшвырнула газету. Есть ей больше не хотелось.

Гарри посмотрел на стол, за которым сидели учителя. Тонкс читала газету, стараясь полностью за ней спрятаться. Профессор Макгонагалл изумленно перечитывала то место в статье, где её цитировали. Хагрид, Флитвик и профессор Спраут с сочувствием смотрели на Тонкс. Профессор Дамблдор, нахмурившись, перечитывал газету. В этот день у класса Гарри не было уроков по ЗОТИ, поэтому Гарри не видел Тонкс, но думал о ней целый день. Он вспоминал свои ощущения, когда вышла первая статья Риты Скитер, в которой было написано, что Гарри до сих пор плачет ночами по своим родителям. Потом было ещё много статей, в которых Гарри был показан то мальчиком, страдающим нервными расстройствами, то героем, которого не поняли современники, то пророком, которого, как известно, нет в своем отечестве. И все равно ему было неприятно читать про себя подобный бред, иммунитет к такому не хотел вырабатываться. Каково же тогда бедной Тонкс? Новая статья вызывала в Гарри желание порвать «Волшебный голос» на части и отнимать газету у всех школьников. Слезливо-жалостливый стиль, которым описывалась история Сириуса и Тонкс, бесил Гарри, доводил до исступления. Но ведь не говорили же этих слов для газеты ни Ремус, ни Тонкс, ни профессор Макгонагалл!

— Нужно поговорить с Тонкс, — произнесла подошедшая к нему Гермиона.

Уроки только что закончились. Гарри чувствовал себя усталым, но есть по-прежнему не хотелось. Они нашли профессора Тонкс в её кабинете. Молодая волшебница расстроено смотрела на сложенную газету. Статья «Черная жизнь Сириуса Блека» была украшена несколькими фотографиями самого Сириуса, а также улыбающейся Нимфадоры с Барсучком.

— Вот блин, — сказала Тонкс вошедшим Гарри и Гермионе, — хоть с работы увольняйся теперь.

— Постарайтесь не обращать внимания, — с искреннем сочувствием в голосе воскликнул Гарри.

— А главное, сволочи, написали такие личные вещи! — Тонкс, страдальчески скривившись, ткнула в строки «Он был моим первым мужчиной. С ним я познала любовь и наслаждение от любви». — Ведь я действительно говорила это Сириусу. Откуда они это узнали? И фотографии… Я же их искала, помнишь, Гермиона? Пропал целый альбом моих и барсучковых фоток! Как такое могло случиться? Ведь никто посторонний в доме не был!

— Господи, — ахнула Гермиона, — неужели среди членов Ордена есть предатели?

Гарри задумался. Конечно, предательство не исключено, но ведь он, Гарри, владеет блокологией. Он бы почувствовал, когда был на собраниях. Хотя… при большом скоплении людей Гарри старался выставлять крепкий блок. Дверь кабинета открылась и вошел Добби, держа на руках маленького Сириуса. Тонкс забрала сына и что-то ласково ему заворковала. Гарри неожиданно осенило.

— Кричер, — тихо произнес он.

— Что? — переспросили у него Гермиона и Тонкс.

— Это Кричер украл ваши фотографии! — воскликнул Гарри. — Он теперь служит Малфоям, но как проникать в дом Сириуса знает. Это они ему приказали! Я как-то ночью слышал, кто-то ходил по дому.

— И Добби говорил, — подтвердила Гермиона.

— Точно, — глаза Тонкс прищурились. — Ну все… этот старый эльф-маразматик нарвался!

— Что вы хотите сделать? — забеспокоилась Гермиона.

— Лично я бы его убил! — зло отозвался Гарри.

— Хорошая идея, но это слишком легкое наказание за все то, что натворил этот негодяй, — Тонкс прижала к себе сына. — Я прикажу ему сидеть в доме на площади Гриммо и запрещу уходить оттуда. Пусть поработает. Труд облагораживает эльфов.

Гермиона промолчала. В дверь постучали.

— Войдите, — громко произнесла Тонкс.

Дверь открылась, и в кабинет вошли несколько девушек с Рейвенклов, Гриффиндора и Гафелпаффа.

— Мы к вам, профессор Тонкс, — вперед вышла рейвекловка.

— Что случилось, девочки? — удивленно спросила Нимфадора.

— Мы пришли сказать, что очень любим вас и глубоко потрясены вашей историей и горем.

— Да, — воскликнула девушка из Гафелпаффа, — мы правда вас очень любим. Вот, возьмите, мы понимаем, что зарплата преподавателя не очень большая, а вы … одна… с ребенком.

Девушки поставили перед ошарашенной Тонкс коробку, в которой лежали игрушки, несколько наспех связанных при помощи магии вещей для ребенка и довольно большая кучка из галеонов и сиклей.

— М-да уж, — произнесла Тонкс, когда к ней вернулся дар речи, — хорошо, что они не написали про Рема…

Несколько последующих дней в Хогвартс прилетел не один десяток сов с письмами или посылками для Тонкс. Читатели «Волшебного голоса правды», глубоко возмущенные несправедливым увольнением молодой волшебницы с высокооплачиваемой работы, выражали своё сочувствие и поддержку. Некоторые даже предлагали подать на Министра Магии и Начальника Авроров в Верховный волшебный суд. Было несколько писем, в которых высказывались ханжеские замечания по поводу безотцовщины и порочной связи с беглым преступником, но их было настолько мало, что их количеством можно было пренебречь. В основном совы приносили посылки с волшебными и маггловскими подгузниками, вязанными и сшитыми вещами для ребенка, игрушками, а также пирожками, пирожными, волшебным сухим детским питанием и даже с шоколадными лягушками и конфетами «Берти Ботс».

— Я на грани того, чтобы застрелиться, — произнесла Тонкс, когда Гарри и Гермиона вновь пришли к ней. — Гарри, бедный ты мой мальчик, не представляю, как ты выдерживал до сих пор свое бремя славы!

— Не огорчайтесь, профессор, у вас слава добрая. Вам все хотят помочь… Хотя я понимаю, каково это быть… как под увеличительным стеклом, — с искренним сочувствием в голосе ответил Гарри.

— Один вот бизнесмен даже предложил мне руку и сердце, — Тонкс помахала розовым конвертом в сердечках и скривилась, издавая звуки, одинаково похожие на смех и рыдания. — Бедный Рем посерел и скис.

— Вот мерзкая все-таки газета. Так грубо вмешаться в чужую жизнь! — воскликнула Гермиона.

— Слизеринские чистокровные ученички теперь брезгуют в мою сторону смотреть. Несколько мамаш настаивают на том, чтобы меня уволили за аморальное поведение. А Малфеныш-спесеныш даже нос платком закрывает, когда я прохожу мимо.

— Накажите его! — вскрикнула Гермиона.

— Так он, гаденыш, кривится, когда я не вижу. Я по смешкам и реакции других учеников догадываюсь. А придираться на уроках… На Снейпа стану похожа, — вздохнула Нимфадора. — Впрочем, домашнее он и его гориллы-секьюрите сделали плохо, значит будут писать дополнительный реферат!