Игорь Мерцалов - Три дня без чародея

Придя в себя, Упрям не сразу смог пошевелиться. Доводалось ему болеть, но чтоб так… Ужасная картина побоища по-прежнему стояла перед глазами, отнюдь не добавляя жизнерадостности. Нет, хватит с него! Мечи созданы для воинов, непосредственно этот — для князя, и пусть все так и остается. Его, Упряма, дело мирное — заклинания составить, зелья смешивать, заговоры раскрывать…

Он лежал в полутемной горнице, раздетый и укутанный в меха. Горло саднило, в носу свербило и так далее — полный набор, однако чувствовал он себя малость получше. Апч-хи-и!!! Вот так, не радуйся раньше времени… Кхе-кхе-е! Ой, голова, голова-а…

В поле зрения возник Нещур — морщинистый, сухонький, усталый.

— Очнулся? Что ж так рано? Тебе бы, малый, до вечера полежать.

— А я… кхе-пчхи-ой!.. Сколько времени сейчас?

— Да рассвет только брезжит. Ты лежи, лежи.

— Дедушка Нещур, мне-кхе никак нельзя, мне утром-пчхи-ой… надо в Дивном быть. Ох…

— Именно, что «ох»! Как тебя только Наум отпустил, пьяного и простуженного?

— Это не он… это я сам. Уже в дороге, — сознался Упрям.

— Смертная молодежь! — презрительно фыркнул рядом знакомый голос. — Вот они, нынешние нравы: вырваться из-под опеки, чтобы тотчас пуститься в пьяный разгул и непременно навредить своему здоровью!

Как же, Скорит! Что-то очень уж бодрый. Скосив глаза, Упрям увидел, что владыка Тухлого Городища возлежит у другой стены в обществе двух здоровых, но бледных парней с лихорадочным блеском жадности в глазах.

— Помолчал бы уж, — не оглядываясь, сказал Нещур. — Cкажи спасибо, что я позволяю тебе и твоим родичам лечиться под моим кровом. Смею уверить, это не очень приятно.

— Но это не услуга с твоей стороны! — поспешно заметил Скорит. — Только необходимость: если я скончаюсь, на тебе останется неоплаченный долг. Помощь горожан мы купили за честное золото, они, похоже, не в обиде. Правда, мальчики? — Он похлопал «лекарственных мальчиков» по плечам и заговорщически добавил: — Да и почему вам обижаться надо? Сделка-то — сплошная выгода, и ведь это у нас постоянные расценки… так что, мальчики, если желаете разбогатеть, милости просим в наш город!

«Мальчики» заулыбались, подмигивая друг другу. «Вот они, нынешние нравы», — кисло подумал Упрям и отвернулся, некстати вспомнив о тошноте.

— Он всех нас выручил, этот парень, — сказал про него Нещур. — Мы перед ним в долгу, и ты, Скорит, не меньше моего.

— Ну… чего только в жизни не бывает, — вздохнул тот.

— Между прочим, — сказал Упрям, глядя в потолок, — по дороге сюда я повстречался с ватагой разбойников и узнал, что они идут из Соловейска — угадай, куда? В Тухлое Городище!

— В Город Ночи!

— Не суть важно, хоть бы и так. К вам идут.

— Зачем?

— Да уж не услуги предлагать. Разорять людские селения. Но я их — апчхи! — напугал и заставил отказаться от этих замыслов.

Помолчав, Скорит спросил:

— Хочешь сказать, что оказал мне услугу? В обмен за помощь в башне?

— А сейчас еще вторую окажу, — посулил Упрям. — Кха-кхе!

— Вот уж не надо. На словах все герои. Как я проверю, что ты не обманываешь? За людьми это водится.

— Увидишь. Думаю, это была не единственная ватага. По словам вожака, их кто-то нанял для этой работы, чтобы ослабить Тухлое Городище. Полусотне человек такое дело не — кхе! — под силу, значит, скоро и другие подойдут.

— Н-ну, хорошо, положим, я тебе поверил. В чем же услуга?

— Я тебя предупредил, — ответил Упрям. — А ты не далее как вчера уверял меня, что это — кхе-кхе! — очень большая услуга.

— Время покажет, — процедил Скорит.

— Молодец, малый, — одобрил Нещур. — С ним иначе нельзя, он у нас такой… корыстолюбивый.

— Нечего наговаривать на больного! — невнятно донеслось от той стены вперемежку с неприятным причмокиванием.

Нещур даже бровью не повел.

— Однако перейдем к нашим делам. Твое состояние не нравится мне, отважный вьюнош.

— Пчхи! А уж мне-то как…

— Я могу тебя исцелить, но — либо от простуды, либо от похмелья. Смешивать лекарства, к сожалению, нельзя.

Ничего себе выбор!

— Что, совсем нельзя? — страдальчески протянул Упрям.

— Молодой человек, если я говорю «нельзя», это означает именно «нельзя», и ничего иного. Если бы я хотел сказать «нежелательно» или «не стоит», я употребил бы именно эти слова. Нельзя! Нет, конечно, для самоубийц годится, но есть куда более простые способы. Итак, что выбираешь?

— Ухм… — Упрям поморщил лоб, покряхтел, чихнул и выбрал простуду.

— Уважаю, — кивнул Нещур.

Ученик чародея не совсем понял, что он имеет в виду, но переспрашивать не стал. Волхв принес ему кружку горячего варева и немного еды.

— Вот и славно. Теперь часок в постели — и будешь как огурчик, — сказал волхв.

— Нет у меня часочка, — вздохнул Упрям. — Надо в Дивный возвращаться, дело государственной важности. Большой Смотр.

— А что же, Наум на него уже не выходит?

— Ой, правда, ты же ничего не знаешь! — воскликнул Упрям.

— Что-то случилось?

— Еще бы, я ведь из-за этого и приехал, то есть прилетел. Только сначала один вопрос, Нещур: ты письмо не отправил?

— Какое письмо? А, наверное, оно у гонца. Нет, вьюнощ мне было не до того. Поздно ночью я проснулся, чуя неладное, вышел за ворота и увидел княжеского посланника, преследуемого навями. Он был ранен, я помог ему спуститься с коня и увел в дом. Бедное животное убежало в испуге… Мы едва успели оказаться внутри. Нави принялись осаждать жилище, я сдерживал их, силы были уже на исходе, но подоспели упыри, а после — ты. Когда битва окончилась, я поспешил помочь тебе и гонцу, вы оба были без сознания. Посланник потерял много крови, до сих пор лежит в светелке, не приходя в себя. Да и некогда было мне заниматься письмами: его раны и твоя усталость, да тут еще за упырями уход — я так и не прикорнул в остаток ночи. К тому же очень скоро из Перемыка потянулись молодые люди, согласившиеся подзаработать на торговле собственной кровью. Этих наивных глупцов тоже следовало устроить…

— Мы не глупцы! — гордо объявил один из «лечащих» Скорита «мальчиков».

— Мы не наивные, — поддержал его второй.

— А кто же вы есть? — обернулся к ним суровый Нещур. — Усвойте, молодые люди, если я говорю «наивные глупцы», то подразумеваю именно это, и ничто иное!

— Ой, ладно, будет тебе! — скривился Скорит. — Молодежь делает деньги, как считает нужным, это ее право.

— Торговля собой — занятие недостойное!

— Да мы же не что-нибудь! — завозмущалась в голос дерзкая перемыченская молодежь. — Мы же только кровь… мы же по чуть-чуть…

— В таких делах и «чуть-чутя» достаточно, — отрезал старик.

— Вот так и губят в нас прекрасные порывы, — сказал один из «мальчиков» — тот, что назвался неглупым.