Юлия Барановская - Мгла

Неделю назад я бы ужаснулась и оскорбилась за подобные инсинуации в адрес нашего почтенного и уважаемого рода. Пару-тройку дней — расстроилась бы, увидев очередную мрачную тайну нашей уже не кажущейся такой светлой семьи. Сейчас же лишь рассмеялась, и спросила, вновь поправляя пушистую шаль:

— И когда же мы увидим эти оплоты ереси?

— Видимо, мы не увидим их и вовсе, — неожиданно вздохнул Светоч, опуская факел к лапе зверя: — Взляните-ка на гарду. Видите это отверстие?

Мы с Заком слаженно подались вперед, дабы изучить рисунок. А точнее его часть, ускользнувшую и от рыжего графа, и от меня, куда больше внимания уделившую рассказу и трем хищным мордам, нежели короткой лапе, обремененной широким клинком, гарда которого и в самом деле раскрошилась, как мне показалось, от времени. Но нет — необработанные края впадинки, образовывали неровный круг на дну которого поблескивал металл.

— Что это? — Удивленно спросила я, осторожно прикасаясь пальцами к краю.

— Замочная скважина, надо полагать. Очень необычная, но все же, банальная замочная скважина. — Серьезно ответил Светоч и объяснил, видя мой недоверчивый взгляд: — Думаю, ключом служил круглый амулет, размером с кулак, или чуть меньше, с письменами по ободу с шестеренками, замаскированными под некий герб — символ, скорее всего, такой же волк, с лицевой стороны… Довольно популярная одно время связка, незаменимая в случае долгой осады… Думаю, стоит спросить у барона и баронессы… Сегодня за ужином или после него… — Теребя выбившиеся из хвоста пряди, бормотал он, рассмеявшись моему удивлению и даже страху: — Не волнуйся! Сегодня в полдень прибыли виконты Кентебрельский и Катковский — личности шумные и заметные во всех смыслах. Так что нашему общему другу будет не до нас — два таких примера всевозможного грехопадения легко затмят твою скромную и молчаливую особу. Идем! — И сжав мою руку, Светоч уверенно зашагал прочь, забыв как сонливость, так и собственного брата, обогнавшего нас в нескольких шагах от выхода, скрытого за картиной в моей комнате.

Рыжим лисом метнулся вперед, и, обернувшись, внезапно приложил палец к губам, чтобы затем медленно провести им по основанию шеи. Вновь ушедший в себя Светоч встрепенулся, мгновенно подобравшись, словно змей перед броском.

Мало отличался от него и только что не скалящийся Зак. Приникнув к обратной стороне холста, где по моим расчетам находились глаза одного из слуг богини — белокурого и златокрылого Арсея, наблюдал он за чем-то сокрытым от меня.

Тут надо уточнить, что глаза эти, как выяснилось, имели одну особенность, а именно отводились вверх вместе со вторым слоем холста, открывая два отверстия, причудливо поименованные графами глазками.

К ним-то и приник раздраженный граф, жестом пригласивший присоединиться к себе брата и меня, послушно занявших оставшиеся отверстия глаз Аннесия — пухлотелого озорника-младенца, посланника богини, отвечающего за любовь и брак. Теперь каждый, кто бросил бы взгляд на картину, мог бы поклясться, что пухлощекий малыш радует взгляд не только нежным румянцем, да розоватыми крылышками, но и разными глазами, лихорадочно сверкающими среди падающих на лицо золотистых локонов. Впрочем, того кто метался по моей комнате меньше всего интересовали изменения, постигшие слуг Всемилостивой.

Несколько мгновений я рассматривала приземистую фигуру, мечущуюся по моим покоям, пока не узнала богатый плащ и серебро волос. «Служитель?» — Ужаснулась я, за эти дни возведшая врага графов в ранг чудовища из страшных сказок, что так любили рассказывать служанки на кухне, и к которым испытывала не поддающуюся логике тягу Элоиза.

Словно желая подтвердить верность моих предположений, мужчина обернулся, демонстрируя четкий профиль, вызолоченный последними солнечными лучами. Обомлевшая я дернулась, отшатываясь, а в следующий миг на мои губы, призывая к молчанию, разом опустились две ладони, стоящих по обе руки лордов: словно раскаленная — Зака и ледяная — Светоча.

Так же молча, не отрываясь от глазков, братья приложили пальцы к губам, призывая меня к молчанию. Я лишь кивнула, приникнув к «своему» глазу. И вовремя, чтобы успеть заметить, как сверкнули сталью лучи заходящего солнца, и зарычал, закрывая лицо руками нежданный гость.

Зашипел, заметался по комнате, слепо натыкаясь на мебель, на ощупь добрался до окна, и, буквально повиснув на шторах, дернул их на себя, обрывая вместе с гардиной, и погребая себя под складками тяжелой изумрудной ткани. Волны бархата заходили словно живые, а спустя мгновение, старик оказался на ногах, и, не выпуская из рук неожиданный трофей, кинулся прочь, напоследок собрав гардиной складки на ковре и зацепившись ею за дверной косяк, скрылся из виду, оставив её перекрывать вход, печально трепеща обрывками ткани на кольцах.

Едва за ним закрылась дверь, как Зак распахнул вход в тайный коридор, выпуская нас.

— За-зачем ему мои шторы? — Совсем перестала что-либо понимать я, наблюдая, как Светоч пытается выровнять ковер.

— Тяжелая какая. — Одновременно заметил Зак, только что заперший дверь на ключ и запор и теперь с интересом крутящий в руках гардину. — Жаль, что эту псину не прибила — на проблему меньше было бы… Ну да ладно, не подстарался вовремя, теперь вся надежда на какой-нибудь низколетящий канделябр… — Бормотал он, деловито запихивая несостоявшуюся убийцу служителя под мою кровать, за что получил очередную затрещину от бледного Светоча, обернувшегося ко мне, не обращая внимания на зашипевшего диким котом Зака:

— Зачем пришел, говоришь? Сложный вопрос… Может, на тебя посмотреть хотел, может что-то искал…

— А может, сына по отцу судят, и если его предок по дорогам с кистенем по лесам да весям побирался, то и у сынка та же болезненная тяга к чужим вещам, ненавязчиво переходящая в прогрессирующую клептоманию. — Перебил его рыжий братец, старательно приглаживая непокорные вихры, и пояснил, подняв голову и натолкнувшись на мои округлившиеся глаза: — На чужое, халявное добро его тянет.

— Ааа… — Многозначительно протянула я, стараясь запомнить новые диковинные слова. И даже собиралась уточнить что такое «прогрессирующая», когда в дверь постучали и жалобный голос служанки возвестил, чуть приглушенный дверью:

— Ваша милость… — Голос этот принадлежал рябой девке, ценимой матерью за робость и послушание, произвел на нас самое гнетущее впечатление. Наша троица заметалась по комнате, подобно испуганным кухаркой крысам. А та продолжала, не ведая, какое действие возымело её появление господ: — Ваша милость! Там гости ужинать изволят, ваш батюшка велел узнать, не соблаго…не соблаг… — «соблаговолите ли» — Шикнул неугомонный Зак, скрываясь за картиной, не только заботливо поправленной мною, но и завешенной толстой, припасенной сразу после открытия чудесных свойств картины, простыней — не хотите ли — нашла замену служанка, к счастью не слышавшая невидящего, но обладающего прекрасным слухом рыжего: — присоединится к ним?