Айя Субботина - Время зимы

— Господин, мой отец был охотником, и он хорошо учил меня.

— Как тебя зовут?

— Лумэ, господин.

— Ты сможешь управляться с конем одной рукой, Лумэ?

— Смогу.

Арэн рассчитывал на крепкого мужчину, но раз только этот паренек мог показать тропы, то не стал ему отказывать.

— Собирайся, Лумэ, едем скоро.

Мальчишка мигом выровнялся, будто проглотил кол, кивнул и нырнул меж людьми, с криками "Дайте мне коня!"

— Собирайтесь, — приказал Арэн остальным. — Будьте готовы выступать в любое время. И гасите костры — если шараши идут по следу, то нечего давать им знать, в какой стороне искать. Выстрогайте побольше кольев, они могут пригодиться. И ничего не делайте, пока мы не вернемся.

Одна из женщин вывела его мерина — жеребец, увидав хозяина, радостно заржал и ткнулся мордой в ладонь.

— Что с эрлом, господин? — Отважился спросить кто-то.

— Оставьте ему его горести и займитесь делами.

С этими словами Арэн взял жеребца по уздцы и направился к месту, где провел ночь. Часть его снаряжения, та, что лежала на тягловой лошади, пропала под камнями Часть сохранилась — два меча, кольчуга, нагрудник и прогнутый в двух местах щит. Подумав немного, Арэн облачился в кольчугу поверх рубашки — железные звенья даже сквозь одежду отдавали холодом. Выбрав оба меча, проверил, крепко ли затянуты ремни седла. Когда с приготовлениями было закончено, появилась Бьёри. Она принесла бараньего мяса и медово-ореховых колобков. На щеках ее не было и следа стыдливого румянца девушки, утратившей нынче невинность. На скуле проступило синюшно-зеленое пятно кровоподтека.

— Поешь, господин, — предложила она.

Арэн не стал отказываться.

— Где твой отец, Бьёри? — спросил дасириец, разделавшись с первым куском мяса.

— Присматривает за младшими. Камнями ему перебило спину. — И, совсем тихо добавила: — Он не может встать на ноги.

— Я бы хотел говорить с ним.

— О чем, мой господин? — Насторожилась Бьёри.

— Хочу просить тебя в жены.

Девушка, мгновение назад серьезная и спокойная, вдруг зарделась, глаза ее блеснули непролитыми слезами.

— Правда ли то, господин? Или я от страха тронулась умом?

Арэн негромко рассмеялся, чувствуя, как со смехом уходят невзгоды, пусть и ненадолго.

— Я никогда не бросаю слов на ветер, милая Бьёри, — заверил он. — И если тебе будет угодно, ты станешь моей третьей женой.

— Третьей? — Северянка снова растерялась и Арэну пришлось бегло, налетая словами на слова, пояснить ей обычаи родной страны. Выслушав его, она мгновение или два раздумывала, а потом спросила: — Ты любишь своих жен?

— Нет, — честно признался он, и, угадав ее следующий вопрос, добавил: — Я могу позаботиться о тебе, Бьёри, а ты дашь мне наследника.

— Тогда иди к моему отцу, господин, — улыбнулась она.

— Как только вернусь, — пообещал Арэн, поднялся, увлекая ее за собой. — Обещай мне, что будешь осторожной. И если вдруг… — Он не хотел пророчить плохого, вместо этого лишь погладил ее по волосам и тронул губы северянки легким поцелуем.

Его мерин нетерпеливо бил копытом снег, жевал удила и, завидев хозяина, мотнул головой. Арэн забрался в седло — от резкого движения в голове поднялся шум, а на языке вновь появился противный привкус кислый вкус. Лумэ держался рядом: лошадь под ним была грузной и коротконогой, Арэн мог биться об заклад, что животное не часто ходило под седоком. Однако же кобылица была покладиста и мальчишка мог управляться одной рукой.

— Западнее есть путь на побережье, господин, — сказал Лумэ. — На восток равнины и холмы.

— Тракт? — Арэн и сам знал, что выйди они на равнины — станут легкой мишенью для людоедов, но предпочел узнать все варианты, прежде чем решить, в какую сторону повернуть коня.

Парнишка отрицательно мотнул нечесаной головой.

— На дороге большое ущелье, можно идти через холмы, но по крутым склонам груженые лошади и сани не пойдут, господин.

— Тогда к побережью, — решил дасириец и пришпорил коня.

Они покинули горный проход и выехали на равнину, разреженную кустарниками. Ветер, будто нарочно поджидающий путников, обрушился на них всею силой. Шкурные накидки трепались за спинами всадников, как тонкие пергаменты, податливые северной непогоде. Мальчишка молча протянул дасирийцу пару рукавиц, старых и засаленных, но Арэн был благодарен и за то — пальцы его стремительно коченели, и он едва мог шевелить ими, чтобы править

Непогода резвилась. Вьюга стала им попутчицей: она рычала, как сварливая баба, кусала и терзала всюду, где одежда не прятала кожу. Снег налипал поверх одежи, слепил глаза. Лумэ шел первым, низко пригнувшись к спине лошади и Арэн начал гадать — не околел ли мальчишка? Воин пришпорил мерина, но конь отказывался идти быстрее, растревоженный непогодой.

Лишь когда стужа улеглась, так же непредсказуемо, как и началась, парнишка распрямился, оборачиваясь к своему попутчику.

— То Скальд выметает сор из своих чертогов, — пояснил он, глядя на Арэна взглядом умудренного мужа. — Мы уж привычные, господин. Видишь там, впереди?

Его палец указал на зеленую полосу сосен, до которой уже было подать рукой.

— В деревьях можно спрятать женщин и детей.

Арэн чувствовал, как на щеках натянулась кожа, обожженная холодом, каждый мускул на лице будто заморозился, утратил чувствительность, и дасирийцу пришлось сделать не одно усилие, чтобы заставить себя говорить.

— А что за деревьями? — Зубы предательски стучали от холода.

— Выход к побережью Острого моря, господин. Когда-то там были рыбацкие поселения, но потом их не стало. Отец как-то сказывал, что Одноглазый Велаш взял всех слугами в свои подводные владения. Бог вышел на берег высокой волной и проглотил все, даже дома и скотину.

— Отец не говорил тебе, остались ли лодки?

— Нет, господин.

Вспыхнувшая, было, надежда, отступила в тень, но Арэн не собирался так просто сдаваться. Прежде он хотел собственными глазами увидеть, что полезного найдется на берегу. Если бы нашлись лодки, размышлял дасириец, когда они продолжили путь, можно было бы переправиться водой, вдоль берега. Арэна удручало, что рядом нет Миэ, которая, казалось, знала все на свете, в том числе и о том, смогут ли шараши преследовать их вплавь. Дасириец же располагал лишь тем знанием, что приобрел в сражениях. А с людоедами ему доводилось столкнуться всего дважды, второй раз — несколько дней назад.

— Послушай, Лумэ, — спросил он, когда лошади их зашли меж деревьев. В ноздри, обожженные холодом, ударил запах хвойной смолы. — Шараши бояться воды?

Маленький северянин раздумывал, взьерошил пальцами и без того косматые лохмы рыжих волос.

— Мы убиваем их огнем и всяким, что способно проткнуть поганые туши. — Он не ожидал вопроса, на который не сможет дать ответ и теперь, от злости на самого себя, озадаченно кусал губы.