Артём Корсаков - Каритас

— Я могу устроить несчаст…

— ЧТО??? — бешено, заорал Тсалвус Первый, неожиданно придя в себя, и ненавистно посмотрел, моментально налившимися кровью, глазами на начальника стражи. — Если ты посмеешь отнять жизнь человека, ради которого она погибла, Я убью тебя. Ты понял?

Огниус в страхе открыл рот и совершенно забыл его закрыть.

— Эзолина, — каждое слово Тсалвусу доставалось с большим трудом, — Эзолина хотела, чтобы они были вместе, так пусть так и будет — это закон. Если Я не сумел сохранить свою любовь, то хоть сделаю всё возможное, чтобы сохранить чужую.

Эрдамас вдруг снова дёрнулся, окинул своими ожившими глазами кабинет и, словно не понимая, как мог здесь оказаться и находится столь продолжительное время, быстро заморгал, а затем, придя в себя, молча поднялся и, перед тем, как скрыться за дверью, небрежно бросил:

— В башню…

Кажется, его уход так никто и не заметил.

— Приказываю отменить преследования Артёма, убрать все объявления, а силы перенаправить на поиск Гредеона. Тебе ясен приказ Короля?.. — прокричал Тсалвус Первый, а затем, будто снова стал "просто" Тсалвусом, после паузы с неимоверным усилием добавил: — Да, и ещё… необходимо организовать… по… по… похороны.

— Я обещаю, что с Артёма не упадет ни одной волосинки, — ответил Огниус, с лёгкостью изменив свои намерения, будто поменял причёску, и вышел из кабинета.

Тсалвус Первый снова принял позу восковой статуи, но теперь перед ним застыли не глаза Эзолины, наполненные любовью и надеждой, а её бледное лицо с выражением бесконечного укора и обвинения. Прошлое, настоящее и будущее слились в одну серую, бессмысленную картину. Что делать дальше? Как жить? Почему не ценил Эзолину? Почему проводил долгие часы в этом ненавистном кабинете в раздумьях о том, как сделать жизнь своего населения лучше? Разве счастье сотен тысяч человек важнее, чем счастье одной-единственной, любимой?! И куда всё это привело? Вот он ад, здесь на земле, среди счастливых подданных, в собственном замке, а не где-нибудь в потустороннем мире!

— Эзолина, любимая, где ты сейчас? — пошевелил губами Тсалвус Первый.

В этот момент, будто бы для того, чтобы дать ответ на этот вопрос, в кабинет без стука ворвалась Каритас. Её серо-зелёные глаза яростно сверкали, обвиняя человека, на которого они смотрели, в смерти матери. Она остановилась перед отцом, "пригвоздила" к столу небольшой камешек и направилась обратно, прочь из кабинета.

— Мама передала тебе это, на случай если погибнет. Молодец, ты добился, чего хотел: разрушил любовь, только не мою с Артёмом, а свою, жалкий королишка, — сказала она на прощанье и хлопнула дверью.

— Жалкий?.. Да, действительно жалкий! Зачем нужна власть, если она не способна вернуть Эзолину?!

Тсалвус Первый подобрал камешек и, перед тем как привести его в действие, начал рассматривать, как будто тот мог сказать больше, чем то обращение, которое в нём содержалось.

Он вспомнил день, когда в первый раз увидел Эзолину. На её лице была беззаботная, весёлая улыбка, с которой она становилась ещё прекрасней. И даже не казалась такой бледной, наоборот, в тот день её кожа была нежно-розового цвета под стать только зарождающейся любви. С той встречи они не расставались, молодой мальчик Тсалвус даже и представить себе не мог, что у него хватит мужества расстаться с Эзолиной хоть на сутки. Так продолжалось до того злополучного дня, когда ей исполнилось восемнадцать. Тогда король Рорк Одиннадцатый поставил перед молодым Тсалвусом выбор и тот его сделал. Выбор — какое противное слово, заставляющее людей отказываться от одного, чтобы получить что-то другое. Как бы хотелось вернуть всё назад, и снова очутиться в том самом дне. Тсалвус очень часто вспоминал этот момент жизни, именно этот. Почему он не стал бороться за любовь? Сделал ли он всё возможное, чтобы добиться Эзолины? Разве она была ему нужна меньше, чем власть? Выходит, что так…

Тсалвус Первый, король Атулисы, этот могущественный человек долго накапливал в себе мужество, чтобы посмотреть последнее послание своей жены. Наконец, решился: через мгновение в центре комнаты появилось слабо мерцающее изображение Эзолины в том самом лёгком платье с разноцветными звёздочками, которое было одето на ней в их первую встречу, — самое любимое её платье.

Тсалвус Первый не посмел взглянуть в её глаза. Подойдя к изображению жены, его колени вдруг стали неимоверно тяжелы, и он упал на них. Тсалвус Первый попытался обнять Эзолину, но вместо этого поймал воздух, такой душный и спёртый, словно кабинет никогда не проветривали. Он не мог плакать, потому что, чтобы плакать нужно страдать; он не мог страдать, потому что, чтобы страдать нужно продолжать жить; он не мог жить, потому что его жизнь остановилась в то мгновение, когда Эзолина ушла. Бессмысленный взгляд скользнул по полу и остановился у мерцающих ступней.

— Если ты смотришь это послание, значит, я уже мертва, — печально начала Эзолина. — Я хотела спасти свою любовь к тебе, я… не могла иначе. Жить столько лет рядом с тобой и не чувствовать тебя — это жестоко. Тсалвус, ты всё время был чем-то занят: кому-то надо помочь, где-то поймать преступника, всевозможные деловые встречи, беседы и разговоры. Я всё терпела, потому что любила тебя таким, какой ты есть. Но… но с каждым годом было всё сложнее и сложнее. Ответь: когда в последний раз ты смотрел мне прямо в глаза? После моего совершеннолетия это произошло лишь однажды: когда родилась Каритас. Я лелеяла надежду, что тогда всё измениться, но, увы. Это был лишь мимолётный всплеск нежности. Со временем ты стал воспринимать её не как свою доченьку, а как наследника — некую особь ("особь" Эзолина произнесла с особенным отвращением и презрением), наделённую какими-то обязанностями, ответственностью и правами. Вот и вся наша семья — клубок прав и ответственности.

Ты помнишь, когда Каритас в первый раз начала ходить?! А когда заговорила?! Тсалвус, первое слово, произнесённое твоей дочерью, — это "папа", потому что ей не хватало именно тебя. Вокруг, словно муравьи, сновали толпы нянек, родственников, воспитателей, всех, кроме одного — отца. Она часто играла возле твоего кабинета, в надежде, что ты хоть когда-нибудь оттуда выйдешь. Напрасно!

В детстве Каритас рисовала одну и ту же картинку: мужчину на сером фоне, похожего на тебя, обнимающего свою жену и маленькую девочку. Как можно объяснить этому прелестному созданию, что якобы есть в жизни вещи важнее, чем ребёнок? Ты когда-нибудь приходил на её день рождения? Каритас никогда не открывала подарки, весь вечер занимаясь только тем, что выискивала в толпе одного-единственного человека, который был либо на совещании, либо "по делам", присылая вместо себя огромные, ничего не значащие коробки. Только я знала, что все твои подарки Каритас выбрасывала со скалы в Калевию, чтобы та уносила их прочь, подальше.