Ярослав Коваль - Магия спецназначения

Какая разница, если обе действуют одинаково?

За лобовым стеклом в свете фар бежал навстречу ночной мир, казавшийся прежде таким обыкновенным и неинтересным, а теперь наполнившийся таким обилием тайн и недосказанностей, что жить становилось все страшнее. Правда, Эйву и его сверстникам было намного легче, чем жителям той же Западной Европы или Америки. Тамошние граждане привыкли к стабильности, уверенности в завтрашнем дне и мощи закона, который защищал их, и анархия, их страны, конечно, тоже не пощадившая, ударила по ним, изнеженным, намного больнее.

Шреддер, как и большая часть нынешних оэсэновцев, рос в сложный для своей страны (а в особенности для людей, приговоренных к этой стране) период, в годы нестабильности и беззакония. Выживать удавалось не потому, что этому способствовали государственные системы, а благодаря чистому везению, да еще изворотливости. Он помнил, как мама беспробудно вкалывала на огороде своих родителей, и потом вся их семья всю зиму питалась тем, что она вырастила. Оставалось лишь дивиться, сколько всего может дать клочок земли в шесть соток.

И ничего странного тут не было, потому что в те годы если работникам предприятий и платили какие-то деньги, то редко и очень мало. Те, кто умудрялся выжить, используя только эти суммы, казались вполне достойными того, чтобы занести их в книгу рекордов. За годы советской власти на российских просторах путем естественного отбора отечественные селекционеры вывели народ, способный выживать в любых условиях.

В годы, когда не платили зарплату, и приходилось экономить даже на хлебе и соли, поголовно все соседи, друзья, друзья соседей и родственники друзей Эйва вдруг начали разбираться в сельском хозяйстве. Они обстоятельно обсуждали куда, сколько и какого именно удобрения надо добавлять, когда что сажать и какой средний урожай в килограммах можно собрать с помидорного куста при вышеследующих обстоятельствах. Голод подстегивал лучше, чем любопытство. Да и при чем тут любопытство? Не вырастишь — где потом возьмешь?

В те времена, когда выживать удавалось, лишь воруя, каждый отлично знал все ухватки и тырил, будто заправский уголовник. Теперь же, когда качество существования зависело от нежданно свалившейся на мир магии, поголовно все стали отлично разбираться в чарах, проклятиях, заклинаниях — да мало ли в чем. Почти каждая старушка знала, при каком жесте руки обозлившегося мага нужно нырять под лестницу, а в ответ на какой — размашисто креститься.

И ведь угадывали!

Шреддер усмехнулся, вспомнив свою бабушку. Она умерла полтора года назад, почти сразу после матери. Но если мать одним заклятием убил мимоходом какой-то спятивший чародей, решивший поупражняться в леденящих словосочетаниях, а заодно избавиться от соседей, как мешающих, так и вполне мирных, то бабушка дала налетчику достойный отпор. Маг, искавший у нее в квартире консервы и водку, сперва получил целый чан кипятка в физиономию, а потом еще и старый чугунный утюг в голову. К сожалению, рефлекторно брошенное налетчиком парализующее заклинание попало в цель. У бабушки остановилось сердце.

Эйв гордился бабушкой. Пусть она погибла, но назвать ее проигравшей не повернулся бы язык.

Он невольно улыбнулся. Если теперь навести порядок в мире, то российские обыватели очень быстро оправятся от шока и смогут наладить жизнь в соответствии с новыми обстоятельствами. Уже проверено — смогут. В городе скоро появилась бы Магическая академия, и в школах стали бы преподавать основы бытовой магии, а техномаги открыли бы первые магазины магической техники — оптимальные чародейские приспособления для неумех и людей, лишенных способностей.

«Кстати — какая сторублевая идея! — оживился он внутренне. — Почему бы ОСН не начать изготавливать для обывателей и продавать им всяческие защитные амулеты? Надо будет поговорить с Ирландцем…» И незаметно сам заснул, положив голову на подголовник.

В утренней дымке, прихватывавшей холодком уши, скрытые шапкой, и даже пальцы в теплых перчатках, еще смутно проступали окружающие предметы, но свет быстро накатывался на долину, на холм, где устроились оэсэновцы, и, наконец, на лесную чащу. Всего в километре от места, которое они выбрали, находилось нужное им здание, именно оттуда, по их прикидкам, кинутся адепты Алого Круга грабить обоз с пивом и отличной копченой грудинкой. И тогда у отряда Шреддера будет достаточно времени, чтобы нагрянуть туда и увезти все, что может заинтересовать Одина. И сломать все, что ломается.

— Один считает, что достаточно уничтожить одну точку напряженности, чтоб разрушить всю систему? — спросила, подойдя, Кайндел. Она зябко куталась в куртку и с завистью поглядывала на Лети — та, пушистая с ног до головы, чувствовала себя вполне комфортно. Ей было куда уютнее всех окружающих, одетых одинаково, «по уставу».

— А разве нет?

Она пожала плечами.

— В какой-то степени, да. Но особого толку от этого не получится. Какое-то время система будет находиться в состоянии инерции, и у ребят из Круга окажется достаточно времени, чтоб ее восстановить.

— А чего они добиваются при помощи этой системы, ты знаешь?

— Догадываюсь. Во-первых, им нужен источник энергии, вот они его и создают. А во-вторых, Один в какой-то мере прав.

— Насчет телепорта?

— Разумеется. Не он же один такой умный. И не только техномаги догадались, как именно создавать проходы между мирами. Для этого, в частности, нужно много энергии.

— Зачем Ночи другие миры?

— Как любой маг, она мечтает о власти. И знаниях. В каком-нибудь другом мире наверняка можно найти много полезной информации.

— Не в любом, я бы сказал. В Иаверне, к примеру (это оттуда Федеван и двое его друзей), о магии вообще не принято говорить. Можно даже подумать, они притворяются, будто ее и вовсе нет. Хотя достаточно беглого взгляда, чтоб понять — магии в том мире предостаточно.

— Магия там — сакральное искусство, о нем так просто не говорят. Федеван кое-что рассказывал об этом. Интересно. Хотелось бы посмотреть.

— Любопытно, что он такое говорил, если по идее не имел права знать о магии ничего.

— Рассказывал то, о чем в Иаверне все знают и потому молчат, — она снова поежилась, дернула плечом и покосилась влево. — Вон там кто-то несется. Кто-то из наших.

— Уверена? — Шреддер рефлекторно опустил руку на пистолет. — Да. Это Валли. Финн.

Валли действительно считался родом из Финляндии, хотя появился на свет в Карелии, где-то под Лахденпохья, но потом жил в Хельсинки и на русском изъяснялся с трудом. Воцарившаяся в мире магическая анархия совершенно выбила из колеи привыкшего к порядку финна, и его почему-то потянуло на беспутную родину. Здесь его и нашел Шреддер. В группе парня из Финляндии даже не считали иностранцем, единственное, что намекало на его иноземное гражданство — прозвище «Финн».