Сергей Костин - Охотник за бабочками 2

По сведениям колбаски на Звезде Смерти имелась многометровая, практически ничем не пробиваемая броня, только местами изъеденная ржавчиной. Но последнее никак не влияло на прочность остальной защиты. Кроме брони Звезда имела в своем распоряжении более двадцати тысяч стволов различной модификации, способов воздействия, силы и мощности. А чтобы совсем жизнь сладкой не казалась, на летающем металлоломе базировалась дивизия перехватчиков.

Все автоматизировано, все в исправном состоянии, смазано и раз в месяц проверяется на объектах. Читай, на первых попавшихся под прицел планетах.

И вот там, где-то в глубине железа, пушек, автоматики и бездушной материи хранится искомый нами Саркофаг, в котором, как уже отмечалось несколько раз, хранится смерть КБ Железного.

— Убрать перископ, — Кузьмич ловко увернулся от захлопнувшихся створок для глаз и подлетел ко мне. Я как раз рассматривал объемную схему Звезды Смерти, пытаясь найти лазейки в обороне, — Как успехи?

— Глухо, — я даже не представлял, как мы проберемся к Саркофагу. Если не сожгут при подлете, то запрут в любой из многих тысяч отсеков внутренних коридоров. Если пробьемся и там, то испепелят радиацией у самого Саркофага. И еще неизвестно, что из себя представляет сам Саркофаг. Может чемоданчик с серебряными замочками, а может и бандуру неподъемную, ни в одни двери не входящие.

Кузьмич задумчиво поскреб рано лысеющую лысину, облетел вокруг схемы и сразу же предложил единственное, на его взгляд, решение:

— Надо по наглой прорываться. Использовать фактор внезапности, как говорят военные специалисты.

Я бы сказал, что говорят военные специалисты. Я и сам специалист. По бабочкам, правда, но это практически одно и тоже.

— Здесь каждый метр пристрелян. Как только высунемся из мусора, считай мертвяки. Корабль, а у тебя мысли имеются?

Волк отвечать не спешил. Он, вообще, в последнее время не слишком спешил. Все как-то с растяжечькой и расстановочкой.

— Я, как Вселенский с огромным стажем Очень Линейный Корабль считаю, что в данном случае мы имеем дело с неразрешимым вопросом. Если здесь кто-то еще прислушивается к моему мнению, то я считаю, что необходимо идти лоб в лоб. Психическая атака. Кто первый не выдержит и свернет в сторону, тот и мертвяк.

— Только нас перед атакой своей высади, пожалуйста.

Я вздохнул. Кузьмич вздохнул следом.

— А что? — возмутился Волк, — Думаете я первым сверну?

Мы вздохнули еще по разу.

— Тогда не знаю, — Корабль издал звук недоумения. И, действительно, что мы еще от него хотим?

— Ставлю на голосование, — пора принимать исторические решения, — Кто за то, чтобы атаковать Звезду Смерти. И, может быть, погибнуть, выполняя свой долг. Кто не согласен может остаться среди мусорных брикетов. Тут для маленьких и крылатых полно места.

Но Кузьмич уже задрал в потолок обе руки, голосуя за геройскую смерть во имя идеи.

— Выступаем на рассвете.

Кузьмич недоуменно поднял одну бровь. О каком таком рассвете шла речь? В открытом космосе, что утро, что ночь, все едино. А стандартное земное время для дураков и лентяев.

Но я считал, что перед столь решительным шагом, как штурм Звезды, команде необходимо как следует отдохнуть, проверить, все ли готово. Ко всему имелся еще один довод в пользу проведения атаки завтра утром.

Сегодня у Кузьмича был день рождения. Если он сам и позабыл об этом волнующем дне, то я, как его друг и как командир, был просто обязан помнить.

Сколько бабочку лет, я не знал. Да и он сам на данный вопрос затруднялся ответить. Может две тысячи, может и больше. С хвостиком. В его роду никто не следил за такими мелочами, как годы. А после катастрофы и тем более стало некому куковать годы.

Но у всякого живого существа, Вселенскому не в обиду будет сказано, должен быть хоть один день в году, когда он может погрустить в кругу друзей о прожитых годах. Поэтому я взял себе за правило отмечать рождения Кузьмича в день его снятия с осколка.

— Кузьмич, закрой глаза.

— Ага. И ты, командир, мне щелбан незаслуженно? Я уж с открытыми полетаю.

— Кузьмич, ты бабочек или, прости, гусеница зеленая? Закрой говорю, глаза. Иначе одним нарядом не отделаешься.

Проворчав пару фраз про царящий на корабле произвол, Кузьмич, тем не менее, не слишком желая попасть во внеочередной наряд за неподчинение, глаза закрыл.

Я вытащил из укромного тайника подарок и мигнул Кораблю.

Волк тихо, в целях конспирации, включил поздравительную мелодию, которая хоть и не слишком подходила к месту торжеств, но в целом полностью соответствовала моменту.

Под бравые звуки трубы из внутренних репродукторов разнеслись слова: — «Ты был настоящим космическим асом, теперь ты в гробу навсегда…». Я цыкнул на Корабль и он, чертыхнувшись поставил другую музыку.

Вот это то, что надо. Без слов, но с торжеством.

Кузьмич открыл глаза и уставился на здоровенную коробку-подарок, перемотанную суперклейкой лентой, обитой железными полосами, со знаками «Не кантовать», «Верх», «Токсично».

Ну не нашел я другой коробки.

Ящик в завершении был повязан стропом от спасательного парашюта с бантиком. Симпатичный такой бантик. Называется — «Лучше плюнуть, чем развязать».

— С днем рождения!

— Поздравляю!

— …, — Хуана забыли подсоединить к селектору. Он только ресницами задергал.

Кузьмич хлопнул ладошами по щекам:

— Забыл! Черт! Такой день! Это мне?

— Тебе, Кузьмич. Тебе. От всей нашей команды. Да ты не стесняйся, разворачивай.

Кузьмич, радостно взвизгнув, ринулся на ящик и распаковал его за минуту. Даже на бант не посмотрел. А мы с Хуаном двое суток запаковывали.

Сминая в руках металлические полосы, Кузьмич облизывал губы и готовился открыть подарок. Я подхватил Хуана и уселся в кресло, не желая мешать первому помощнику в столь волнительный момент.

Бабочек засунул руку в ящик и вытащил первый подарок.

— Ух ты!

— Это тебе копия твоего любимого мультика, — пояснил я, — Без цензуры и вырезок. Полная версия.

Кузьмич бросился ко мне с объятиями, но я его остановил, — Давай дальше вытаскивай. Там еще много чего.

Вторым на свет появился микроволновый тостер.

— Это от Корабля. Он, правда, не совсем рабочий, но Волк говорил, что сухари в нем сушить можно.

Кузьмич чуть не лопался от любви к нам. И особенно к Кораблю. Я бы тоже за такой подарок лопался.

— А это что? — Кузьмич вертел в руках металлическую штуковину неопределенной формы.

Я пожал плечами.

— Хуан подложил. Что такое не сказал, но знаками сообщил, что вещь в хозяйстве необходимая.

Хуан интенсивно замотал всеми восемью глазами. А я кусал губы, моля вселенную, чтобы Кузьмич не слишком приставал с расспросами к Хуану. На секретном совете по случаю дня рождения выяснилось, что Хуан подарить ничего не сможет, поэтому было принято решение всучить Кузьмичу оплавленную при обстреле Корабля камеру заднего обзора. Все равно без дела валялась, а выкидывать жалко.