Александр Зорич - Семя Ветра

Сознание Шета окс Лагина сейчас было слишком поглощено своим новым бытием, чтобы следить за такими мелочами, как поведение собственной правой руки…

Гаасса окс Тамай в испуге отпрянул назад. Рука окаменевшего Сиятельного князя с быстротой молнии метнулась вперед и схватила серьгу.

Затем Сиятельный князь вновь замер на несколько мгновений.

Его выброшенная вперед рука дрожала крупной дрожью, словно бы не желая совершать обратный ход. А потом над плато Поющих Песков разнесся нечеловеческий крик. Это был крик истинного Шета окс Лагина, который в решительный момент осознал, что упустил столь близкую победу.

Гаасса окс Тамай расширившимися от ужаса глазами наблюдал, как рука Сиятельного князя изо всех сил вонзила серьгу в целую мочку правого уха. Брызнула кровь. И тотчас же безжизненный прежде изумруд налился торжествующим, крепнущим светом.

В глазах Шета окс Лагина вновь заплясали все оттенки вечности.

– Гаасса?! – воскликнул Сиятельный князь, стремительно поднимаясь на ноги.

– Да, Пенный Гребень Счастливой Волны, – с достоинством кивнул Гаасса, вставая вслед за Шетом. – Я погубил еще двадцать галер твоего флота, Сиятельный князь. Но я сделал это во имя спасения твоей жизни.

Дерзко. Это было очень дерзко – уверять, что он спас жизнь ему – Длани, Устам и Чреслам Хуммера! Ну да сейчас не до самолюбия. Сиятельный князь великодушно обошел последние слова Гаассы своим вниманием.

– Хозяева Гамелинов мертвы? – осведомился он вполне небрежно, как будто речь шла о сущей безделице.

– Им удалось уйти. – Гаасса потупился.

– Зря.

Сражение было окончено.

Лорчи оставили на плато Поющих Песков девятьсот с небольшим своих людей. Триста из них погибли, прикрывая отступление Хозяев Гамелинов через каменные ворота центрального прохода.

Трех с лишним тысяч воинов не досчитались сыновья Варана. Дорого заплатили они за то, чтобы воткнуть колья своих шатров в бесплодные пески Священного Острова Дагаат.

Герфегест сделал три шага к краю смотровой площадки на Алмазном Гвозде. Три шага вправо. Еще три шага вправо. Лагерь, разбитый варанцами по указанию Шета окс Лагина, лежал внизу, на плато Поющих Песков. Смотри сколько хочешь. И слушай песню песка.

Опустошенная, безмолвная Хармана сидела у его ног, подобрав колени и уперев руки в полупрозрачную поверхность площадки. Она не смущалась своей неподобающей позой. Она смотрела на лагерь. То, что она видела, не сулило ничего, кроме скорой смерти.

Варанцы готовили к бою оружие, вынесенное Шетом и Ганфалой из Молочной Котловины. Они собирали выгруженные с кораблей метательные машины. Чинили и наращивали осадные лестницы. Чистили оружие.

Последнее сражение произойдет завтра утром. Сражение неминуемо, как и само утро.

С другого края – противоположного тому, на котором топтался Герфегест – можно было видеть, что защитники тоже не теряют даром времени.

Лорчи в отличие от Гамелинов не были поклонниками градостроительства. Их поселения, как правило, обносились лишь символическими стенами от зверей и нечистых – у Лорчей не было в обычае отсиживаться в крепостях.

«Если война дошла до твоих стен, значит, это проигранная война», – говорили Лорчи, презревая шипованные решетки, двойные предмостные укрепления, контр-подкопные рвы, ямы-ловушки и прочие хитрости, до которых так охочи были творцы трактатов по фортификации. Как будут вести себя эти воины в несвойственной для них роли – в роли защитников крепости? Для Лорча ведь быть защитником – все равно что быть побежденным.

Озабоченный этими мыслями, Герфегест присел рядом с Харманой и положил руку на ее плечо. Кожа Харманы была холодна и суха. Ее взгляд был усталым и грустным. Последний раз столь обессиленной Герфегест видел ее в тот день, когда она усмиряла Дюжину Сильнейших в Нефритовой Гостиной.

О чем думала Хармана? О Лорчах? О Торвенте, который словно бы под землю провалился с самого утра? О судьбах Дома Гамелинов?

Герфегест не стал доискиваться до правды. Он лишь поцеловал ее руку – на ней горел алмаз перстня Конгетларов, горел как напоминание о том, что не все, нет, не все еще потеряно!

И вдруг снизу, с той стороны, где Лорчи готовились к бою, послышалась песня. Триста луженых мужских глоток затянули ее, и она, такая неказистая, понеслась над погруженным в ночь островом, словно пыльный, жесткий ветер пустыни Легередан.

Герфегест и Хармана переглянулись.

– Странные слова, моя госпожа, не правда ли?

Тягучий напев Лорчей становился все слышнее. Все новые воины присоединялись к своим, умножая единение голосов. Теперь Герфегест уже не сомневался в том, что пение Лорчей отлично слышно и в лагере Шета окс Лагина.

– Не страннее всего остального, – с некоторым запозданием ответила Хармана.

Рядом с ними бесшумно, словно бы материализовавшись из морского бриза, возникла фигура престолонаследника Торвента.

– Приветствую Гамелинов, – в своей обычной манере, нараспев, сказал он.

– Как труса праздновали, Ваше Величество? – беззлобно поинтересовался Герфегест.

– Я сохранял свою шкуру в подземельях Священного Острова, – спокойно ответил престолонаследник, кланяясь Хармане. – Для грядущих славных деяний, сами понимаете…

– А знаете ли вы, Ваше Величество, что произошло за то время, пока вы, пестуя свое любопытство, осматривали закуты Хуммерова логова? – не переставал язвить Герфегест, чья сдержанность была без остатка истрачена в сражении.

– Во-первых, знаю, Хозяин Гамелинов, – пропуская все нападки Герфегеста мимо ушей, отвечал Торвент. – Я знал это еще до того, как ты обнажил свой меч и сошел на плато. Во-вторых, я просил тебя забыть о вежливом жеманстве еще на корабле Пелнов и ты дал мне слово. То самое слово, которое сейчас нарушил. А в-третьих, я не зря провел там время. Мой меч, быть может, и отправил бы души десятка-другого варанцев в Проклятую Землю Грем, но это бы все равно не решило исхода сражения, которое было заведомо проигранным.

Почувствовав неловкость, Герфегест замолчал. Что-то от Зикры Конгетлара проступило в лице престолонаследника. Никогда не знаешь, как себя вести с та-лан отражениями. В особенности с та-лан отражением своего учителя!

На помощь Герфегесту пришла Хармана, чей хрустальный голос сразу же рассеял напряжение этой тревожной ночи.

– Что же интересного ты обнаружил в подземельях, Торвент? – спросила она и на ее губах засияла бесконечно усталая улыбка любознательной девочки, чья любознательность пресыщена сверх всякой меры.