Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

— Малая ожесточенность войн приписывается благородному рыцарскому духу, — сказал маг, не скрывая иронии. — Мол, если бы дрались вилланы, то не успокоились бы до тех пор, пока не разорвали бы друг друга на куски. Но что в основе? Сэр Инконню, вы вряд ли опровергнете факт малочисленности сражающихся войск.

— И что из этого? — спросил юноша недоуменно, тревожно глянул в окно.

— Каждый воин дорог, потому сражения происходят очень редко, основной метод войны по рыцарским правилам — осада. Отметим исключительную крепость рыцарской брони, позволяющую рыцарю «презирать» страх.

Инконню мысленно согласился: крепкая броня по большей части позволяла рыцарю уцелеть в битве.

— К тому же доспехи стоят весьма дорого, потому рыцарь скорее богат, чем смел и храбр. А осознание, что все они принадлежат к единому воинскому братству, делает преднамеренное убийство нежелательным, — продолжил маг азартно, борода воинственно распушилась. — Зачастую рыцарь еще и владелец земли, богатый человек, потому цель схваток — взять в плен и получить за пленника выкуп. Разве нет?

Инконню кивнул.

— Многочисленные правила ведения рыцарского боя подтверждают притворство идеалов, будто нужны правила в действе, где убивают. К тому же оруженосцев и солдат благородное обхождение минует. Бедняги в плохой броне гибнут, при пленении с рыцаря берут выкуп, а им рубят головы: получить если не деньги, то удовольствие. И куда девается куртуазное обхождение с бедными?

И конечно, сами войны, сражения. Для чего они? Рыцари утверждают, что единственно достойное для них занятие — это совершать подвиги. Ведь кто такой бездействующий рыцарь? Просто вооруженный нахлебник, грабящий подданных, профукивающий плоды чужого тяжкого труда. Битвы — единственное рыцарское занятие, так как же им не превозносить воинские идеалы, манеру поведения? Рыцарям нужно ощущать правоту своих действий, а ложь и мифы дают осознание избранности и прочей лживой шелухи, позволяющей жить в сказке. Вспоминаются северные разбойники, жители скалистых фьордов и бесплодной земли, вынужденные искать пропитание грабежом и разбоем. Они тоже восхваляют подобный путь, презирая тех, кто живет мирно.

Если рыцари воюют лишь за честь и справедливость, а не за богатство, почему войны так редки? Подонков на земле предостаточно.

Итак, рыцарство — это всего лишь игры богатеньких мальчиков, удобное оправдание собственного бесчинства…

«А ведь он прав! Черт возьми, если не во всем, то во многом! Я принадлежу к обществу подонков и горжусь этим!»

— А как же рыцари Артура?

Волшебник скривился:

— Там тоже хватает гнили, но на сегодня это общество более-менее соответствует вымышленным идеалам.

Внезапно комнату наполнил утробный рев, черное покрывало на зеркале колыхнулось, и маг изменился в лице. В руке его появился меч, клинок жемчужно светился.

— Юноша, вам пора, — сказал он напряженно. — Назревает прорыв.

— Я могу помочь? — обеспокоился Инконню.

Бертран взглянул удивленно, улыбнулся понимающе:

— Пытаетесь опровергнуть мои слова. Не стоит. Лучше уходите. Ничего опасного, если вовремя закрыть портал, но мне нужно сконцентрироваться.

Инконню повернулся к двери в расстроенных чувствах, но на пороге замер, от возмущения кровь бросилась ему в голову.

— Я просил уйти, — сказал маг жестко.

— Но прежде скажу, — сказал рыцарь, глубоким вдохом набираясь храбрости. — Скажу, что вы ничем не отличаетесь от нас. Колдуны тоже образуют братство, только оно хуже рыцарского. Вы запираетесь в башнях, свободны от изнурительного труда, способны магией добыть пропитание, правда, не из воздуха, то есть получается, воруете чужое, но такие мелочи мыслителей не заботят, верно?

Бертран с опаской глянул на рябь черной ткани. В комнате вновь рявкнуло, рыцарь поежился, но продолжил:

— Вы ищете знания, что достойно, но ими не делитесь, знания умирают вместе с вами. И не ошибусь, сказав, что большинство волшебников ищет тайных знаний ради удовлетворения жажды власти и богатства. О спеси говорить не буду, глупо утверждать, что маги образец добродетели. Ваша главная беда, что презираете «простых» людей, но жаждете у них признания. Многие из вас настолько шокированы этим противоречием, что живут пустоцветами, трясясь над знаниями, но не в силах поделиться ими с презренным людом.

— Игры, господин Бертран? — спросил Инконню с горьким вызовом. — Может быть. Но наши игры все же меняют мир, оказывают влияние, зовут к таинственному, светлому и чистому, а ваши? Ваши бесплодны.

Маг, содрогнувшись, отвел взгляд. Черная занавесь на зеркале плясала, рыки неведомого существа леденили кровь в жилах. Ткань спорхнула на пол, и порыв ветра сорвал со стеллажей свитки, шумно бухнулись книги, подняв клубы пыли, жалко разлетелось стекло колб.

Инконню, разглядев в сердцевине зеркала оскаленную пасть, содрогнулся. Серебряная рама накалилась, по стене потекли оранжевые струи расплавленного металла. Бертран пустым взглядом смотрел в зеркало, меч опустил. Рыцарь помялся, решительно шагнул за порог.

За спиной раздался мерзкий хруст и звон стекла. Мимо промчался вниз карл — глаза вытаращены, рот распахнут, в руке золотой кинжал.

Башню трясло, тяжелые толчки выбивали из-под ног ступени. Рыцарь помчался прыжками, за спиной нарастал чудовищный рев. Чаши светильников звонко прыгали по ступеням, горящее масло жадно вгрызалось в дерево. Затылок опалило жаром.

Вышиб плечом створку входной двери, выбежал во двор. Рыцари Сноудона еле сдерживали животных, со страхом глядя на дрожащую башню. Выбитая дверь подпрыгивала на трясущейся земле.

— Что происходит, сэр Инконню? — спросил Рейнольд.

— Скорее уходим! — крикнул юноша, прыгая в седло.

Из окон вырвались языки пламени, рев неведомого чудовища стих, и башня, тяжко вздохнув, стала осыпаться. Со свистом падали острые булыжники, земля тяжко охала, открывала черные раны. Рыцари пришпорили коней.

Деревья на холмах зашевелились, жуткий рев заставил сердца на миг остановиться. Башня осела до основания, и в спину конникам ударило пыльное облако, перевитое золотистыми бликами.

Хвост коня Лонфола затлел, спину рыцаря опалило, страшно хрипя, животное ушло от гибельного облака. Безумная скачка закончилась на опушке.

Рейнольд, тяжело дыша, осматривал отряд: все были целы, но таращили испуганные глаза.

— Сэр Инконню, благодарю, что покарали труса и предателя, — пропыхтел Рейнольд. — Но каким образом?

Юноша на миг отвлекся от тяжких дум:

— Заставил приглядеться к отражению.

Вид разоренной, с пустыми деревнями земли наводит уныние, в сердцах воинов вьет гнезда страх. Небо грязное, со стальным оттенком. Сапоги шумно месят грязь, лязгает броня, кони нервно храпят.