Лиланд Модезитт - Башни Заката

— Начнем, но смотри — не пожалей…

Возможно, ей и впрямь придется несладко, однако время сожалений миновало. Приняв решение, Мегера гонит прочь все посторонние мысли и полностью сосредоточивается на сложном искусстве боевой стойки и хватки за рукоять.

Человек в серых кожаных штанах и линялой зеленой рубахе с обрезанными выше локтей рукавами долго стоит на краю пристани, глядя на взбухающее за волноломом море и захлестывающие камни белые буруны. На пристань падает тень западных холмов. Скоро закат. Креслин поворачивается к западу, где туманные облака уже начинают ловить оранжевые и розовые отблески готового погрузиться в море за высокими склонами солнца, бросает последний взгляд в сторону Башен Заката и уходит.

Стоптанные сапоги словно бы сами собою несут его от причала к недостроенной гостинице, где под крышу подведена лишь общая зала, служащая питейным заведением. Завершение жилых помещений задерживается — отчасти из-за неточностей в плане, но прежде всего потому, что, выполнив самую, как им кажется, важную задачу, солдаты заметно подрастеряли интерес к строительству. А вот стражи из Оплота, как ни странно, стали помогать в возведении на утесе резиденции для регентов, причем с таким рвением, что уже закончили несущие стены и перегородки, сделав всего за восемь дней больше, чем Креслин чуть ли не за три месяца.

Стражи, которые работают с Мегерой над расширением башни, добились еще больших успехов. Она-то находит с ними общий язык, и это касается не только обучения боевым искусствам.

Покидая пристань, Креслин проходит мимо двух рыбаков, складывающих для просушки сети.

— Добрый вечер, господин, — говорит седовласый мужчина, лишь на миг подняв глаза от своих снастей.

— Добрый вечер, — с улыбкой отвечает Креслин. — Готовитесь к завтрашнему лову? В море, наверное, выйдете спозаранку?

— Иначе нельзя, если не хочешь остаться без улова.

Другой рыбак, посмуглее и помоложе, лишь молча кивает, однако, удаляясь, Креслин слышит позади шепот:

«…слышь, регент-то новый, с этой рыжей ведьмой…»

«…что он колдун, что она колдунья…»

«…может, оно и лучше. Колдунам сподручней…»

«…может, и лучше…»

Креслину хочется надеяться, что рыбак, поверивший в способность «колдунов» наладить лучшую жизнь, не просчитался.

Остановившись у недостроенной гостиницы, юноша осматривает уже покрытый черепицей угол и движется дальше, огибая кучи грубо обтесанных камней. В общем зале сложен камин, а пол замощен каменными плитами, которые осталось лишь скрепить раствором. Окна пока не имеют ни стекол, ни ставней, но близится лето, а в жаркую погоду можно обойтись и без этого.

Однако Клеррис уверяет, что прибрежный песок к востоку от гавани вполне пригоден для производства дымчатого стекла, а застекленные окна позволят нормально жить и в гостинице, и в цитадели круглый год.

Строительство разом трех зданий, попытка вырастить урожай на нескольких полях и вернуть к жизни пару запущенных садов отнимают у Креслина большую часть времени, а немногое оставшееся занимают физические упражнения да беседы — с Шиерой, Хайелом, Мегерой, Лидией и Клеррисом. Беседы о том, чем еще ему стоит заняться.

Глубоко вздохнув, он ступает на затененный участок склона и начинает подниматься к резиденции. По пути он снова вспоминает о записке от Ллиз. Несколько торопливых слов, которые могут означать что угодно… или ничего. Слова, которыми он не поделился ни с кем, по которые врезались в его память.

«Креслин!

Есть нечто, чего не завоюешь ни холодной сталью, ни черными бурями. Возможно, это напоминание принесет тебе пользу.

У нас все здоровы, по ночами я прислушиваюсь к тишине в надежде услышать слова, которые некому пропеть, кроме тебя. Если будет на то милость ангелов, осенью, после подсчета припасенного на зиму, мы направим тебе еще один корабль.

«Нечто, чего не завоюешь холодной сталью, — бормочет он. — Например, Мегера…»

Только сейчас, задумавшись обо всем этом, он соображает, что до сих пор и словом не обмолвился Мегере о своем умении играть на гитаре и петь. Собственно говоря, покинув Оплот, он пел только однажды, для дочери торговца Лоркас, уверявшей, что его ждет принцесса. Губы юноши кривятся. Без принцессы и вправду не обошлось, но все вышло совсем не так, как представляла себе Лоркас.

Ну что ж, придет время, и гитара тоже пригодится. Креслин давно убедился в том, что лишних навыков и умений не существует. Это должно относиться и к музыке.

В тот миг, когда на ум приходит эта мысль, Креслину слышится у дороги какой-то глубокий звук, на который накладывается эхо его шагов. Он останавливается и прислушивается. Ничего — только шум прибоя, шелест волн, набегающих на узкую полоску песка под отвесными черными скалами восточного побережья.

Сквозь сумрак он видит впереди свет лампы. Мегера дома. Вздохнув, юноша прибавляет шагу и скоро ступает на террасу.

— Мегера! — окликает Креслин, открывая дверь уже подведенной под крышу, но еще не отделанной парадной приемной. Не дождавшись ответа, он закрывает за собой дверь, пересекает неосвещенный зал и, оказавшись в коридоре, ведущем к спальням, останавливается у ее двери.

— Мегера!

— Заходи.

Рыжеволосая сидит на топчане, покрытом стеганым одеялом. Помимо топчана в спальне находятся табурет и узкий стул с решетчатой спинкой. Вычищенная и отполированная латунная лампа проливает свет на безупречно подогнанные каменные плитки и плетеный травяной коврик.

— Как прошел день? — спрашивает Креслин, опускаясь на маленький, но прочный табурет.

— Немного устала…

Юноша обращает внимание на ее застегнутую до горла на все пуговицы блузу с пышными, длинными рукавами, закрывающими запястья… Оно и немудрено, когда надо жечь древесный уголь.

— Древесный уголь — это чтобы варить стекло?

Мегера кивает:

— Да. Дело идет, но только медленно. Вот будет готова печь, тогда некоторые из стражей смогут взять это на себя. А как у тебя?

— Мы использовали имевшееся стекло. Питейный зал уже готов и кухня тоже. Задержка с жилыми помещениями и прихожей, — даже отвечая на вопрос, Креслин не может не думать о том, что же она от него скрывает. — Чем занималась с Шиерой?

— Ничем особенным. Я просто стараюсь, как могу, освоить искусство стражей.

— Ну а что ты утаиваешь от меня? — с ухмылкой спрашивает Креслин.

— Да пропади ты пропадом! — взвивается Мегера. — Пропади со всеми потрохами и со своей дурацкой честностью! Ненавижу тебя! Убирайся!

— А что я такого сделал?

— Дело не в том, что ты сделал, а в том, каков ты есть. Расселся здесь, ухмыляешься, а сам испорчен насквозь. Настолько, что сам этого не понимаешь. Проваливай!