Лиланд Модезитт - Башни Заката

— Ну, менестрель… Кто к нам сюда потащится? Во всяком случае сейчас.

Юноша с серебряными волосами рассеянно кивает, вспоминая о записке своей сестры.

— Как раз тут, может быть, что-то и получится. На худой конец, стоит попробовать.

— Ты о чем?

— Да так… Встретимся в общем зале после ужина.

Рослый начальник гарнизона поднимается с весьма озадаченным видом.

— Это либо сработает, либо нет, — бросив с улыбкой эту маловразумительную фразу, юноша направляется к дому на утесе.

Он окликает Мегеру, но ответа нет, и ни в доме, ни поблизости не ощущается чьего-либо присутствия.

Забрав гитару, Креслин облокачивается на ограду спиной к низкому солнцу и пробегает пальцами по ладам. Хотя руки его теперь в мозолях, подушечки пальцев вовсе не такие жесткие, как были когда-то. Спрятав гитару в кожаный футляр, юноша припоминает песни — немногие сочиненные им самим и множество выученных, в первую очередь, слышанных от другого певца с серебряными волосами.

Пока Креслин предается размышлениям и воспоминаниям, солнце прячется за холмы, но Мегера так и не появляется. Впрочем, это не удивляет, ведь в последнее время она почти не расстается со стражами из Оплота, а оставшееся время проводит в беседах с Лидией. Ночует, правда, в своей спальне, но даже обедает в цитадели, в компании Шиеры.

По приближении сумерек Креслин берет гитару, спускается вниз и направляется в общий зал недостроенной гостиницы.

— Что это? — удивляется Хайел.

— Гитара. Говорят, музыка способствует сближению.

Вместе они заходят в открытую дверь в западном, почти завершенном крыле здания. Правда, окна пока обходятся без стекол и ставней, но Клеррис с Мегерой уже сложили маленькую печь, а Черный маг обещает, что стекло, пусть толстое и мутное, скоро будет.

Войдя в зал, Креслин выжидает, когда его глаза приспособятся к сумраку. Помещение слишком велико, а освещают его лишь с полдюжины небольших ламп, позаимствованных, как подозревает юноша, из цитадели и заправленных, судя по запаху, чем-то вроде рыбьего жира.

Проморгавшись, Креслин подтаскивает прямо к двери колченогий стол, тоже раздобытый где-то Клеррисом, и поворачивается к Хайелу:

— Ты не мог бы найти мне какой-нибудь табурет?

Капитан выразительно качает головой, однако не возражает, а направляется к помещению, которое должно будет стать кухней, а пока служит кладовкой для хранения хмельных напитков, засохшего сыра и раскрошившегося печенья.

«…ишь, заявился. Что его сюда занесло…»

«…колдунья его вечно сидит с этими суками, а этот и вовсе один уселся…»

Не обращая внимания на перешептывание солдат, Креслин смотрит в угол, где среди коротко остриженных стражей резко выделяется длинными огненно-рыжими волосами Мегера. Заметив его, она тут же отводит взгляд, но все же в ее холодных глазах мелькает недоумение.

— Вот… лучше тут не достать, — Хайел ставит перед столом грубо сколоченный табурет.

— Сгодится, — Креслин выносит табурет на свободное пространство между столами, достает из футляра гитару и садится.

В зале воцаряется тишина.

Перебирая струны, юноша жалеет, что не попрактиковался перед этим выступлением, хотя времени на это у него попросту не было. Он еще раз оглядывает помещение. Стражи из Оплота тесной кучкой сидят за грубыми столами возле обращенной к морю стены, а монтгренские солдаты собрались перед открытыми оконными проемами, сквозь которые, неся с собой из гавани запах соли и рыбы, проникает прохладный морской бриз.

С неуверенной улыбкой, в ответ на которую не улыбается никто, даже сидящая рядом с Шиерой Мегера, Креслин говорит:

— Вкусы у разных людей разные, а я знаю не так много песен, которые одинаково понравились бы и в Монтгрене, и в Западном Оплоте. Так что слушайте те, которые придутся вам по душе, а на другие попросту не обращайте внимания.

Его пальцы касаются струн, и в зале звучит песня.

Когда Креслин умолкает и серебряные, лишь с легким налетом меди ноты тают в воздухе, в зале воцаряется тишина. Никто не только не говорит, но, кажется, даже и не дышит. Ничего не говорит и сам юноша; вместо того он снова берется за гитару.

Закончив, юноша делает паузу и, надеясь, что не перепутал слова, потирает отвыкшие от струн пальцы.

— …Еще, — доносится из зала едва слышный шепот. — Еще…

Креслин поудобнее устраивается на табурете.

Эта незатейливая песенка вызывает улыбки на лицах герцогских солдат, а вот стражей из Оплота, похоже, оставляет равнодушными. Подумав, Креслин заводит другую, на ходу припоминая слова: