Сергей Алексеев - Очаровательная блудница

— Ничего себе упаковали! Вот это уже чистый криминал…

Впереди между двух сосен на земле корчился человек: сквозь рукава его брезентовой куртки была пропущена березовая жердь метров шести длиной, растянутые кисти рук и локти прикручены веревкой, а на голове — брезентовый чехол от палатки, завязанный на шее.

Рассохин слышал о такой старинной казни по-таежному, но видеть подобного еще не приходилось…

Человек пытался встать, однако сил уже не хватало, жердь перетягивала и одним концом упиралась в сосну. Участковый ловко рассек веревки и вспорол рваные рукава энцифалитки, после чего сдернул прогрызенный напротив рта мешок и отпрянул.

— Мать твою!.. Мишка? Скуратенко?

Тот сел, как чурка. Затекшие, с посиневшими кистями руки не слушались, взгляд дикий, блуждающий. Глаза загноились, губы истрескались и кровоточили, на грязном заросшем лице какие-то белые разводы.

— Убью, сука! — прохрипел он. — Ментяра поганый…

— Мишка, ты что? — Участковый поставил его на ноги, прислонил к дереву. — Это же я, Федор Гохман!

— Зарежу паскуду…

— Тебя кто распял?

— У-у, падла! — заревел и одновременно заскулил моторист. — Он мне ответит! Кишки выпущу!

Гохман похлопал его по щекам.

— Ну все, все, ты спасен, будешь жить. Кому кишки собрался выпускать? Кто тебя так?

— Полкану этому долбаному! — осмысленно проговорил Скуратенко.

— Тебя что, этот полкан на жердь поставил?

— Не поставил, а подставил, падлюка. Сдал, сучий потрох!..

— Ладно, пошли на стан.

Участковый закинул одну безвольную руку себе на шею, Рассохин подхватил другую, но Скуратенко слабо воспротивился.

— А ты — кто?

От него несло, как от бомжа — мочой, немытым телом…

— Это свои, — успокоил Гохман. — Рассохин, ученый из Москвы.

— Какой Рассохин?

— Тот самый, геолог…

— Чуть коньки не отбросил, — расслабившись, пожаловался вдруг моторист. — Жрать дайте…

— Жрать на стане. Кто распял-то тебя, если не полкан?

— Полкана самого чуть… — Скуратенко выматерился. — Из-за него и меня приговорили.

— Кто? Погорельцы?

— Сорокинские, твари…

Вероятно, он только сейчас начал понимать, что спасен, и от этого стал обвисать, едва перебирая ногами, однако Гохман расслабиться ему не давал, допрашивал на ходу:

— Что, у Сорокина люди есть на Карагаче?

— Ты мент, а не знаешь! — возмутился моторист. — За что тебе только зарплату дают?!

— Ты короче, без комментариев!

— Четверо на «Прогрессе», баба с ними, молодая, красивая, зараза… — Скуратенко простуженно хрипел, скорее, страдал от высокого жара. — Вся в кожу одета, как змея, окороками виляет… Я бы их всех положил, да полкан стрелять не дал, гад. Увидел красивую бабу и раскис. Они меня на жердь, а его с собой увезли…

— Куда?

— Вверх пошли…

— Чем они тут занимаются? Копают клады?

— Хрен знает. Головы народу пудрят, проповеди читают… В общем, лечат.

— Как — лечат?

— Мозги лечат. Полкана воспитывать увезли. А я, видно, конченый для них… Но я не в претензии! Заявления писать не буду.

— Почему?

— Не хочу!

На стане Скуратенко положили на расстеленную палатку, и Гохман принялся его потчевать: сначала напоил яблочным соком, а потом разогрел тушенку и стал кормить бульоном, с ложечки, как ребенка. Тем временем Рассохин массировал его руки, онемевшие от веревок: правая уже чуть шевелилась, но левая, синюшная, висела плетью.

— Его надо в больницу, — сказал Стас. — У него явная пневмония, воспаление легких. Вон какие хрипы, и потный… На сырой земле лежал.

— Ты что, доктор? — между делом спросил Гохман.

— Это мы проходили…

— Не поеду, — захлебываясь от жадности, заявил моторист. — Пока их, сволочей, не грохну. А бабу эту, стерву, на кукан насажу!

— Они траншей нарыли?

— Ну да. И снова копать приехали, с лопатами. А тут мы…

— Говоришь, они только мозги лечат?

— Они не золото ищут — книги…

— Какие книги?

— С какими-то знаниями, древними. По медицине, что ли, я не понял. А полкан понял, сука…

— На Коренной Соре вы с полковником копали? — вдруг спросил Рассохин, чем вызвал недовольство.

— Мы, а что тебе-то? Ты вообще откуда взялся на Карагаче?

Участковый заткнул ему рот ложкой.

— С ученым повежливей надо, Миша…

— Носит вас! — с трудом проглотив бульон, сказал тот. — Полковники, ученые! И эти еще, лекаря, мать их… И все лечат!

Стас достал из рюкзака фляжку, налил глоток водки в стаканчик и поднес ко рту Скуратенко.

— Выпей, может, подобреешь…

Тот выпил и на самом деле слегка подобрел, даже пальцы левой руки зашевелились. Правой же попытался сам взять ложку. Рассохин не отступал.

— Клад с полковником поделили?

— Поделили, — не сразу признался моторист. — Он себе больше взял, волчара… Налей еще?

— Что хоть было? — Стас выпоил еще стаканчик.

— Книги кержацкие. Иконы медные, кресты…

— А золото?

— Не было там золота! Один крест только серебряный, килограмма на полтора. И еще корка от книги, тяжелая. Но полкан все себе взял!

— А тебе зачем книги и иконы? Ты что, верующий?

Скуратенко с двух глотков водки начал пьянеть и оживать:

— Да он сказал, продать можно, за большие деньги. А если за границу увезти, то вообще… Помочь обещал, падла…

— Здесь тоже хотели копать?

— Видал, сколь тут нарыто? Сорокинские, паскудники, успели…

— Они и клад у вас отняли?

— Полкан сдал! Указал, где нашли!.. Они говорят, Коренная Сора — наша земля. И все, что в ней находится… Все забрали — мотор, бензин, карабин… Всех замочу!

Рассохин налил ему еще глоток, Гохман дал закусить.

— Где у сорокипских людей база?

Моторист воспрял еще больше:

— Где-то в верхах… Или на Гнилой, или на Зажирной. Упоминали… Телефон этот… забрали, космический. Еще у полкана карту какую-то нашли. Баба обрадовалась… Она у них вроде начальника, всех лечит… Коза драная… Это она мне казнь придумала. Говорит, по старому сибирскому обычаю… Спасешься — значит, на то воля бога Кедра… Через две недели приедем, посмотрим…

— Какого бога? — запоздало переспросил Стас.

— Они же полудурки! За бога тайги дерево считают, кедру…

— Сектанты, что ли?

— Да чокнутые! И выходит, я спасся, а полкана эта баба к распятию приговорила. То есть оболочку его, будто… У человека несколько оболочек, как на капусте… Сегодня какое число?

— Вроде шестнадцатое…

— Завтра две недели будет, как распяли. Обещали приехать и снять, если выживу. Суки! Все равно выжил — траву ел, мох жевал… Приедут, а меня тут хрен!

И вдруг уснул, хватая воздух открытым ртом. Рассохин пощупал слабый пульс.

— Вези его в больницу пока светло, а то помрет. Я останусь здесь.

По космической связи он дозвонился до начальника поселкового отделения и дал трубку участковому. Тот объяснил ситуацию и, видимо, все-таки напугал свое руководство похищением полковника и бандой Сорокина, по крайней мере, обещали прислать машину на Карагач, забрать больного Скуратенко и дать оперуполномоченного с милиционером.