Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Грузовик стоял у дверей нашей казармы.

– Да нет, – ответил я, – просто задумался.

– Думай – не думай, – усмехнулся Мишель, – а вот оно – приехали.

Мы спрыгнули на бетонный пол.

Хуан выглянул в дверь

– О, – обрадованно сказал он, – прилетели? Какая встреча, какая нежданная встреча!

Грузовик поехал в гараж. Мишель проводил его взглядом и недовольно заметил:

– Вы тут, ребята, совсем оборзели. Почему докладываешь не по уставу?

Хуан приложил ладонь к виску и дурашливо отрапортовал:

– Коллега бриганд! К нам тут чмо из санчасти забежало, так мы его всей казармой учим.

– Ух ты, – поразился Мишель, – дай полюбоваться.

– Вам, – поклонился Хуан, – как возвращенцам с далекой планеты, да еще возвращенцам с потерями – без очереди.

– Валяй, – весело приказал Мишель.

Мы вошли в казарму.

– Смирно! – гаркнул Хуан.

Толпа галдящих "отпетых" замерла на секунду, а после грянула:

– Ва-ва-здра…

– Ша, – гаркнул Мишель, – Одноглазый, вперед, сходи посмотри, что там эти бездельники приволокли…

"Отпетые" расступились, и я еще издали увидел полураздавленную Катеньку с вываленным на пол казармы багрово-склизким языком.

Я подбежал к ней, нагнулся.

– Одноглазый, – услышал я за своей спиной, – вдарь жабище, чтоб подохла, немного осталось…

Я хотел было выкрикнуть: "Она меня спасла", – но скрепился.

Полувыдавленными, залитыми кровью глазами жаба Катенька смотрела на меня.

Ладонью я коснулся ее растерзанного горла, и слуха моего достигли забившиеся в ладони, клокочущие цифры: шесть-ноль-девять-ноль-шесть.

Я поднялся.

Телефон был в канцелярии.

Я огляделся.

– Одноглазый у нас, – сказал Мишель и положил руку мне на плечо, – гуманист!

…Я поднял телефонную трубку, набрал номер.

– Алло! – услышал я голос Фарамунда Ивановича.

– Фарамунд Иванович, – сказал я, – это говорит ваш бывший пациент, Джек Никольс из третьей роты Северного городка. Подъезд седьмой. Здесь находится Катя… Да… В расположении части. Да… а как сюда попала – не знаю. Да… Вы сами понимаете. Приезжайте скорее.

Я повесил трубку.

Минут через пять приехал Фарамунд с двумя ящерами и полковником.

Ящеры осторожно погрузили полураздавленную, слипающуюся, обвисшую тушу Катеньки на носилки.

Странно и страшно было видеть свистящее, еще живое дыхание бесформенной груды.

Гордей Гордеич петушком наскакивал на Мишеля:

– Отметил, ебте, свое возвращение со звезд, астронавт, аргонавт, ебте. отродясь у нас такого позора не было!.. Ббте! – вопил полковник. – Ты почему людей не построил, как следует? Что это у тебя, ебте, казарма "отпетых" или отпетый бордель?

– Третья рота! – громыхнул во всю силу своих легких Мишель. – Стройсь!

Мы выстроились в две линии по всей длине казармы.

– Ох, – страдальчески сморщился полковник, – оглушил!.. ты бы, ебте, лучше так орал, когда твои подчиненные, позоря, позоря, ебте, звание "отпетого" черти что тут вытворяли! Ты, подлец этакий, небось молчал, ммерзавец, – полковник с видимым удовольствием выговорил это слово, – да не просто молчал, а еще и суетился, ебте, организовывал, раздачу слонов и Шехерезад… Ббте, ребятки, не толпитесь, станьте в очередь…

Смешок прошел по рядам "отпетых".

Полковник не обратил на него никакого внимания. Он был в наитии, в восторге.

Мишель глубоко вздохнул, поднял голову и, чуть сузив глаза, стал глядеть куда-то поверх беснующегося Гордей-Гордеича, в видимые только ему (Мишелю) космические дали.

В отличие от нашего сдавленного похохатывания, вздох и взгляд Мишеля буквально взорвали Гордей-Гордеича.

Он замахал кулаками перед самым носом опечаленного Мишеля.

– Ббте, – вопил он, – он дышит! Вы поглядите на эту бедную Лизу. Он вздыхает! А? Сократ перед судом Синедриона! Че ты дышишь? Ну, че ты дышишь? Обидели тебя, ебте?.. Выводи своих, ебте, подземных орлов в коридор и к кантине строевым! с песней!

– Коллега полковник, – начал Мишель, – разрешите обратиться…

– Ббте, разрешаю, давно уже разрешаю, – сказал поостывший полковник.

Мишель откашлялся и проговорил (меня поразила длина фразы, которую он слепил):

– Коллега полковник, я опасаюсь, что за время моего отсутствия ребята просто не успели подучить текст.

На Гордей-Гордеича эта фраза тоже произвела потрясающее впечатление. Он начал заглатывать воздух большими порциями и как бы давиться этим воздухом:

– А,а, а… ебте… ебте.. а,а, – полковник наконец справился с обуявшим его волнением, – ебте, – сказал он, – он опасается! ребята! подучить! – полковник потряс сжатым кулаком, – на тебя полет к далеким звездам плохо действует!.. Педагог! Песталоцци! Дистервег, ебте, с Гербартом! В кантину! И с песней! с песней!

Как и следовало ожидать, дело застопорилось на первых же двух строчках: "Непобедимы, как орлы, как львы, неустрашимы!"

– Ббте, – прервал нас полковник, – это строевая или похоронный марш! Надо, ебте, так орать, чтобы стены дрожали и двери с петель срывались, чтобы старик в своем логове слышал и со-ебте-дрогался… А вы что, ебте, затянули? Это не орлы и не львы, а пара гнедых, запряженных зарею, ебте! Запевай сначала!

После трех неудачных попыток полковник махнул рукой.

– Мишка, пускай твои орлы и львы добираются до кантины ползком и на четвереньках, раз не хотят, ебте, петь, пускай ползут и карабкаются, а после, ебте, приема пищи бегом – на плац…

– К пальмам? – уточнил Мишель.

– К пальмам, к пальмам, – покивал полковник, – раз вы, бедолаги, так застоялись, так кровь у вас играет, то ввот, ебте, мы ее и разгоним, кровушку-то, я вам устрою неделю аттракционов…

В кантине Мишель дохлебал суп, облизал ложку и пообещал:

– Если я узнаю, кто стуканул, – утоплю в сортире. Раньше времени у меня "вонючим" станет.

– А почему ты думаешь, – поинтересовался Валентин Аскерханович, – что кто-то стукнул? Может, никто и не стучал? Может, доктор спохватился, позвонил Пиздею, а Пиздей догадался?

Сердце у меня стучало.

"Да что это, – думал я, – только-только все устроилось, все утряслось, только-только я вырвался из этого ада, перестал быть "младенцем", только-только за моей спиной появился этот Мишель, ведь исчезни он или возненавидь он меня – и все, и все оборвется, и все закрутитсся по новой, еще страшнее, еще отчаянней…"

– Ты чего, Валя, – деловито объяснил Хуан, – с какой сырости Фарамунду спохватываться?.. Ну, нету и нету, мало ли где бродит? В пещеру поскакала… А Пиздей? У нашего Пиздея в мозгу четыре извилины – вот так, – Хуан показал, – крест-накрест. Где ему догадаться?

– Зато нам, – встрял Пауль, – догадаться легче легкого и необходимей необходимого. Помнится, мы на Дъего, – он так и произнес "Диего" с твердым "Д" " – Дъего грешили, но сдается мне, что ошибочка здесь у нас вышла.