Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Я почувствовал, что на меня смотрят, и постарался поскорее доесть суп.

Я взялся за кашу.

– Не давись, – посоветовал мне Хуан, – ешь не спеша, тщательно пережевывай пищу.

В казарме меня отвели в сортир.

Против меня стояли Хуан, Пауль, Мишель, Валентин Аскерханович, и еще двое старых "отпетых", не знакомых мне по именам. Всех – не упомнишь.

– Что ж, – сказал Пауль, – все в сборе и можно начинать суд чести, как любит выражаться наш дорогой Пиздей.

– Ты сам вроде Пиздея, – прервал Пауля Мишель, – какой там суд? Просто смазать по рылу, чтобы не забывался, и пускай скоблит сортир до потери пульса…

– Ни хера подобного, – покачал головой Хуан. – Здесь дело не в суде, это ты, Мишель, прав. Здесь не один суд нужен, но, – Хуан поднял вверх палец, – но… следствие, а всем нам, не волонтерам и не идейным, вроде Пауля и этого вот, – он ткнул в меня, – хорошо известно, что такое следствие и с чем его – ам-ам – едят… Мишель, с чем его едят?

– С говном, – быстро ответил Мишель и улыбнулся, очевидно вспомнив что-то давно позабытое.

– Ребята, – сказал Валентин Аскерханович, – так, может, он и не стукач?

– Может, – согласился Хуан, – может. Кто спорит? Поэтому мы и говорим – не просто так – смазал по рылу и пошел: это – не наши методы, а провел работу разъяснительную, дознавательную и воспитательную!

Хуан строго поглядел на меня и спросил:

– Согласны?

Я кивнул:

– Согласен.

За спинами моих судей вытянулись в ряд на стене ослепительно белые писсуары, так, будто кто-то спрятанный многоязыкий дразнил меня, высовывал вмиг окаменевшие уродливые языки с глубокими, будто выдолбленными, выемками.

И еще урчала, журчала вода в трубах.

"Куда я попал? – в ужасе подумал я. – Зачем я сюда попал? Это скоты, животные, рептилии хуже драконов, их и надо загонять в пещеры глубже и дальше от людских, от человеческих глаз, чтобы не смели показываться. Скоты, скоты, скоты…"

И ярость заполонила, захлестнула все мое существо.

– Отлично, – Хуан поднял руку разомкнутой, раскрытой ладонью вверх, – судьи и следователи, – готовы? Все перессали?

– Погоди, – сказал Пауль, – я еще не успел.

Он расстегнул ширинку и принялся мочиться на меня. Я отступил на шаг.

Пауль застегнулся и не без удовольствия заметил:

– Пародист, подотрешь.

– Я не Пародист, – сказал я.

– Ты – Ббте-Пародист, – улыбнулся Пауль.

– Я – Джек Никольс, – упрямо повторил я, – и я ничего подтирать не буду.

– Тобой подотрут, – спокойно сказал Хуан, – а пока не подтерли, объясни-ка нам, грешным, кто, по-твоему, мог сломать кайф у роты. У роты! – со значением повторил Хуан. – Это такое преступление – ему просто названия нет. Мало того, что не дал потоптать лягву, так еще и добился вместо полетов тренировочного бега по затхлым пещерам. Кто эта сука?

Меня выколачивала ненависть, и, глядя прямо в лицо Хуану, я четко выговорил:

– А вам, коллега, только полезно побегать по пещерам жирок растрясти…

Хуан метнулся ко мне, но мне удалось не просто уклониться, но нанести удар, к тому же Хуан поскользнулся в луже, набрызганной Паулем.

Я прижался к стене, Хуан хлопнулся на пол.

"Молчи, – что-то шепнуло мне, – молчи", – но меня несло.

– Видите, коллега, – сказал я, – подтерли лужу как раз вами, а не мной. Обратите внимание на ваши брюки.

И тут рассмеялся Мишель.

– Э, – сказал он, – Хуан, Одноглазый, конечно, борзой, но ты тоже раньше времени кулаками стал махать. Сходи к Наркулу – пусть новое х/б выдаст, а то смердишь, как обсикавшийся пудель, бледный вид и мокрые ноги. Иди, иди.

– Мразь, – с удовольствием выговорил Хуан, обращаясь ко мне, – я тебя сегодня затопчу.

Я сжал кулаки, чуть наклонился вперед.

– Переоденьтесь, – вежливо посоветовал я Хуану, – вы испачкались.

– Ат… – Хуан проглотил ругательство, повернулся и вышел вон.

Мишель был настроен вполне благодушно.

– Одноглазый, – сказал он мне, – че ты выставился, как боксер на ринге? Ты че, всерьез обороняться думаешь? Тут другая стойка нужна – спрятать голову, вот так. – Мишель заслонился руками, – и подставлять бока и задницу… Но до этого, я думаю, дело не дойдет. Ты нам лучше сразу скажи, кто Фарамунду набрякал?

– Так он тебе и скажет, – усмехнулся Пауль.

Эта усмешка меня и взорвала.

Если Пауль думал, рассчитывал разозлить меня, то он попал в точку.

– Да, – заорал я, – да! Это я позвонил Фарамунду, потому что и Катя, и Коля, и еще один, умерший, погибший, наглотавшийся яду,в меня, в меня вкаченного яду – все спасли меня, вылечили, а вы, вы все, вы хуже драконов, хуже зверей…

– Конечно, хуже, – улыбнулся Пауль, – а ты не знал? Раз мы их убиваем, то мы их – хуже… И зовут нас – "отпетые"… Хуже нас никого нету, только "вонючки". Мы – люди, предназначенные убивать, а что и кто может быть хуже людей-убийц?

– Погоди, Пауль, – помрачнел Мишель, – ты наболтал тут нивесть чего… На хрена все это нужно, что ты тут наболтал? Одноглазый, ты что ли стуканул?

– Я, – просто ответил я.

– Тэк-с, – сказал вошедший в сортир Хуан, – следствие завершилось успешно? Подследственный раскололся? Чистосердечное признание облегчает вину, и следствие мяяягко переходит в суд, а суд – в приговор и в исполнение приговора.

В сортир заглянул Наркул.

– Эй, Мишель, – сказал он, – если кто еще обрызгается, я вставать не буду…

– Пшел! – гаркнул Мишель.

Наркул исчез.

– Как вы считаете, – церемонно обратился к Мишелю Хуан, – какова мера пресечения преступного деяния? Может быть, просто немного отпиздить?

Мишель посмотрел на меня и буркнул:

– Нет. Одноглазый парень хороший, с завихрениями, но хороший. Миску моего дерьма пожрет – и финита. А дальше пусть чистит сортир. У Одноглазого то, что случилось, не повторится. Верно, Одноглазый?

Я молчал. Я соображал. Мишель был единственной моей защитой. Вроде бы ко мне неплохо относился Валентин Аскерханович.

"Надо есть, – подумал я, – ничего не поделаешь, ничего не попишешь – надо есть".

– Так вы, балагуря, – сказал Пауль, – станете вроде как побратимы?

– Побратимы, – заметил Хуан, – это если бриганд своей кровью свое… обрызгает. Но он не обрызгает. Верно, бриганд?

– Не болтай, – лениво ответил Мишель, – лучше сходи за миской.

– Что, – поинтересовался Пауль, – каловые массы уже сформировались и готовы идти на приступ?

– Хуан, – не обращая внимания на Пауля, сказал Мишель, – что же ты стоишь, Хуан? Иди, иди, родимый…

Хуан буркнул нечто невразумительное и потопал за миской.

Я вжимался в стену.

"Надо, надо, – колотилось в моем сознании, – они просто убьют меня, если Мишель от меня отвернется. Просто…Если за меня не будет Мишель – все… Все… Меня сможет спасти только чудо… Ну и что? Кровь дракона-то я пью, а запах и цвет у нее, как у дристни…