Константин Калбанов - Рыцарь

Быстро подготовившись к предстоящей операции, падре подошел к раненому и сноровисто разложил на придвинутом не большом столике свои инструменты.

— Дитя мое, я не думаю, что вам стоит смотреть на это.

— Позвольте мне остаться, святой отец.

— Зачем вам это.

— Боюсь, что это первый, но не последний раненый и если мой муж по долгу отправляет их на смерть, то я считаю своим долгом уметь бороться со смертью.

Сказано это было без пафоса, а с какой то ярой убежденностью, так что священник решил не противиться ее желанию, тем более что помощник ему не помешал бы.

Операция была довольно сложной, так как рана была не хорошей, было пробито легкое. С такими ранениями обычно долго не жили, так как удар меча, это весьма серьезно, рана получалась весьма обширной. Однако парень обладал поистине завидным здоровьем и организм пока весьма успешно боролся с ранением, но дольше тянуть было уже нельзя. Падре действовал весьма сноровисто, что говорило о большой практике. Все время операции он был спокоен, деловит и сосредоточен. Анна по мере своих сил и скромных познаний помогала священнику, хотя и было заметно, что тот особо то и не нуждался в ее помощи, впрочем, ее помощь была не лишней, так как экономилось время и высвобождались руки.

Анна бледная как полотно, все же умудрилась сохранить самообладание и ни разу не перепутала и не ошиблась выполняя указания священника. Она и раньше имела опыт работы с ранениями, но это были скорее порезы, той или иной степени, с проникающим ранением она имела дело впервые, а потому чувствовала себя не ловко, ее мутило от представшей картины, но она сумела взять себя в руки и не смотря на дрожь в коленях, руки ее действовали весьма твердо.

Наконец с раненым было покончено, последний шов лег на разрез, знаменуя собой окончание операции.

— Все. Теперь все в руках Господа и силы его тела, — устало проговорил священник. — Теперь нужно, чтобы с ним постоянно кто ни будь был рядом. Скоро действия макового раствора закончится и тогда ему будет очень больно, поднимется жар.

— Я буду с ним рядом.

— Анна…

— Нет, нет, падре. Даже не уговаривайте. Только вот его нужно перенести в другую комнату.

— Я скажу Рону, вот только снимать его со стола нельзя.

Вскоре в дом вошли Рон и еще трое воинов, один из них имел рану на голове, но та была не опасной, так что не помешала ему участвовать в переносе стола с раненым в соседнюю комнату, временно превращенную в лазарет.

Анна вооружившись вязанием присела в голове у раненого и приготовилась к долгому дежурству.

— Не помешаю дитя мое.

— Что вы, конечно нет, святой отец. Но я думала, что вы займетесь остальными ранеными.

— Им я помочь уже не смогу. Да нет, ни чего плохого с ними не случится, если только не считать появление в будущем у них не очень красивых шрамов. Рон знаешь ли накладывает швы со всей солдатской непосредственностью.

— Ну, мне всегда казалось, что шрамы украшают воина.

— Вот и эти молокососы так считают. Но я то знаю, что женщины все же не в последнюю очередь смотрят на красоту. Керку то все равно, у него ранение в руку, а вот Кена угораздило подставиться головой и теперь у него на лбу будет несколько уродливый шрам.

— Уверяю вас у него достаточно достоинств, чтобы девушки смотрели не только на его внешность.

— Откуда вам то знать.

— Я многое о них знаю.

— Откуда.

— Ну, у меня ведь есть язык и уши, для чего они нам даны Господом, если не для того, чтобы разговаривать с ближними и слышать что они говорят нам.

— Дитя мое, ты хочешь сказать, что знаешь все обо всех воинах.

— Ну не все, но многое. И не только о воинах, но и о жителях села.

— А о своем муже, что тебе известно.

— Что вы имеете в виду.

— Ну, с ним ты так же общаешься и знаешь его настолько же, насколько его людей, — ответом было молчание и потупленный взор. С этим нужно было что то делать. Он видел пред собой прекрасную пару, более того она искренне любила его, он так же уже не был к ней безразличен, но…

— Дитя мое, конечно же ты можешь подумать, что это не мое дело, но уверяю тебя, что забота о мире в семьях своего прихода, это непременная обязанность каждого священника, ибо Господь велит пастырям своим наставлять на путь истинный чад своих.

— Я и не думала об этом.

— Вот и хорошо. С тех пор как ты приехала сюда, ты еще ни разу не была на исповеди.

— Я хотела исповедаться, как только закончится строительство церкви.

— Церковь, это просто освященное Господом место, для свершения таинств обрядов, но истинный храм находится в душах наших. Не думаешь же ты, что браки освященные мною вне стен церкви менее священны. Хорошо, давай оставим эту тему. Просто я вижу, что ваши отношения с господином Андрэ не слишком хороши, но я не могу понять, почему это происходит.

— Но я стараюсь быть хорошей женой.

— Но что то не получается, так.

— Да, — всхлипнув проговорила Анна. — Он избегает выполнения супружеских обязанностей. Он был со мной близок только два раза, сразу после свадьбы.

— И все.

— Да.

— А он хоть как то попытался объяснить это.

— Нет.

— А ты не интересовалась.

— Нет.

— Но сама то ты что думаешь.

— Не знаю. Я стараюсь быть ему хорошей женой. Я все делаю так, как научил меня падре Микаэль.

— При чем тут падре Микаэль, — удивление священника было искренним, так как он лично в своей практике не припоминал за собой ни каких наставлений, за исключением тех которые касались священности семейных уз. Тут же судя по всему, дело касалось интимных подробностей.

— Ну, я к нему обратилась с просьбой разъяснить мне, что происходит между женой и мужем.

И тут до падре Патрика наконец, что говорится, дошло. Девочка росла без матери. С детства вместо привычных игр девочек она всюду таскалась со старшим братом и росла этаким сорванцом среди мальчишеских забав, это предопределило ее круг общения и полное отсутствие подруг. Потом, когда она превратилась в девушку, скорее всего ей худо бедно объяснили причину ее недомоганий, но поговорить по душам ей было попросту не с кем. Служанки сами не решались беседовать на эту тему с господской дочкой, она сама стеснялась проявить свою полную безвестность в этом вопросе, отец попросту позабыл о том, насколько девочки отличаются от мальчиков, а потому не озаботился о том, чтобы девочку просветил кто ни будь из женщин, брату и вовсе было невдомек. Вот и оставался приходской священник, с которым можно было говорить абсолютно на все темы, во время исповеди.

— И что же тебе рассказал падре Микаэль?

— Он рассказал обо всем, без утайки и почти все произошло так как он и говорил.

— Почти?

— Да, почти, — вновь потупившись проговорила Анна. — Я все делала как говорил он, но вот только Андрэ почему то это не нравится, а ведь падре Микаэль говорил…