Джон Толкиен - Две твердыни

Каждый Палантир мог вступать в связь с любым из остальных, но одним, а Кристаллу из Осгилиата отвечали все гондорские. Теперь оказывается, что палантир в Ортханке был цел до сих пор, ибо Черная скала выдержала все бури. Но он один, без связи с другими, мало на что годился — показывал только мелкие изображения дальних и давних событий. Безусловно, Саруман им пользовался, но ему этого казалось мало. При помощи шара он проникал все дальше, пока не направил взгляд в Барад-Дур, и тут сразу попался! Никто ведь не знает, куда девались остальные палантиры. Может быть, они разбиты, может быть, закопаны, может быть, испорчены или потоплены? Вероятно, одним из них завладел Саурон. Допустим, что Кристалл из Итилиэна, из крепости Минас Итиль, он ее давным давно завоевал, теперь ее название Минас Моргул, она стала оплотом Зла!

Можно без труда теперь представить, как, заблудившись, Саруман попал в западню. Один раз глянув не туда, куда следует, он уже не мог вырваться, и им распоряжались издали, сначала убеждением, а потом, если оно не помогало, устрашением. Сокол попал в когти стервятника, паук запутался в стальной сетке. Интересно, как долго приходилось ему передавать сведения и получать приказы? Сколько времени шар Ортханка был так тесно связан с Барад-Дуром, что теперь любой, кто в него посмотрит, немедленно переносится мыслью и взглядом в Черную Крепость, если не обладает несокрушимой волей? Как притягивает этот Кристалл! Ты почувствовал его силу. Меня он тоже искушал, я хотел попробовать свою волю, проверить, не удастся ли мне вырвать его из-под власти Врага и направить туда, куда захочу, например, увидеть за волнами морей и времен прекрасный Тирион, познать неизведанную мудрость Феанора и посмотреть, как искусен он в делах рук своих, увидеть мир в те дни, когда цвели Белое и Золотое Деревья!.. Гэндальф вздохнул и замолчал.

— Жаль, что я тогда ничего этого не знал! — сказал Пин. — Я не понимал, что делаю.

— Ничего подобного, ты многое понимал, — возразил Гэндальф. — Ты знал, что поступаешь плохо и глупо. Ты даже сам себе говорил, но и себя не захотел послушать. А я тебе ничего не рассказал потому, что только сейчас, пока мы едем, понял, наконец, всю эту историю. Если бы я тебя просто предостерег, то не спас бы от искушения и не отвел бы твою руку. Наоборот! Ты должен был обжечься, чтобы запомнить, что это больно.

— Ты прав! — признался Пин. — Теперь, если передо мной положат все семь Кристаллов, я закрою глаза и спрячу руки в карманы.

— Прекрасно! — воскликнул Гэндальф. — Я ждал этого признания.

— Но я хотел бы узнать… — начал Пин.

— Сжалься! — взмолился Гэндальф. — Если, чтобы отучить тебя от привычки везде совать свой нос, мне надо отвечать на все твои вопросы, то придется забросить остальные дела до конца жизни. Ну, что еще ты хочешь знать?

— Названия всех звезд и всех живущих на земле существ, всю историю Средиземья, а также историю Заокраинных стран и Моря Разлук, — со смехом перечислил Пин. — Ну, конечно, не меньше! Но я еще не спешу, и все сразу у тебя сегодня спрашивать не буду. Сейчас меня больше всего интересует Черная Тень. Я слышал, как ты кричал: «Посланец Мордора!». Кто это был? Зачем он летел в Исенгард?

— Это был крылатый Черный Всадник, Назгул, — ответил Гэндальф. — Он мог забрать тебя в Черный Замок.

— Но разве его за мной послали? — дрожащим голосом спросил Пин. — Он ведь не знал, что именно я трогал…

— Не знал, — сказал маг. — От Барад-Дура до Ортханка двести гонов птичьего полета, а может, больше. Даже Назгулу на это надо несколько часов. Но с того дня, когда Саруман отправил орков на войну, он, наверное, не раз заглядывал в шар, и на той стороне прочитано немало его тайных мыслей, больше, чем он хотел бы открыть. Назгул должен выяснить, что делает Саруман. После событий последнего вечера должен прибыть еще один посланец, причем очень скоро. Пленника, которого он обещал доставить, нет. Шара нет, и он теперь не может ни увидеть, что делается вдали, ни ответить на вызов Властелина. Саурон заподозрит, что Саруман оставил пленника себе и намеренно уклоняется от встречи, не трогает шар. Это не облегчит ему разговора с посланцем. Пусть Исенгард лежит в развалинах, он-то сам цел и невредим сидит в Башне Ортханк. Хочет он того или не хочет, в глазах Саурона он сейчас — мятежник. Если бы он принял наше предложение, мог бы избежать хоть этого. Как он выберется из всех передряг, понятия не имею. Думаю, что пока сидит в Ортханке, сил у него хватит, чтобы противостоять Девяти Всадникам. Может быть, ему удастся отбиться. Может быть, он сумеет пленить Назгула или хотя бы убить крылатого коня. Ну, тогда пусть рохирримы дрожат за свои табуны!

Я не могу предвидеть, лучше или хуже будет от этого нам. Может быть, возня с Саруманом изменит или даже отменит ближайшие планы Врага. Может быть, Саурон узнает, что я был в Исенгарде, стоял на ступенях Ортханка с хоббитами, вцепившимися в мой плащ. Или что наследник Элендила жив и стоял рядом со мной. Если Причмок в Медусиле был внимателен, он вспомнит Арагорна и его титул. Этого я больше всего боюсь. Поэтому пытаюсь убежать от одной опасности, устремляясь навстречу другой, куда более грозной и страшной. Каждый скок Серосвета приближает нас к Стране Тьмы, Пипин Тук!

Пин не ответил, только плотнее завернулся в плащ, чтобы согреться от холода, сжавшего сердце. А земля по-прежнему уносилась из-под копыт жеребца.

— Смотри! — сказал Гэндальф. — Перед нами открывается Западная Лощина. Мы вернулись на дорогу, которая ведет на восток. Вон то темное пятно вдали — это начало долины, где находится развилка дорог и Хельмская Теснина. Там Блистающие Пещеры и гроты Агларонда. Но я тебе о них рассказывать не буду, расспроси лучше Гимли, когда встретишь его снова. От него ты услышишь даже более подробный рассказ, чем захочешь. Только самих гротов ты не увидишь, во всяком случае, сейчас не увидишь. Мы их скоро проедем.

— Я думал, что мы остановимся в Хельмской Теснине! — жалобно протянул Пин. — Куда же мы едем?

— В Минас Тирит, пока эту крепость не охватил пожар войны!

— Ой! А далеко отсюда до Минас Тирита?

— Много, много гонов, — ответил Гэндальф. — В три раза дальше, чем до Золотого Двора Короля Феодена, а его столица находится больше, чем в ста милях отсюда по линии птичьего полета — например, для крылатых Назгулов. Нам с Серосветом придется ехать длинной дорогой. Кто знает, кто там раньше окажется? Мы не остановимся до самого рассвета, это еще несколько часов. Потом даже неутомимому Серосвету понадобится отдых: придется остановиться в каком-нибудь ущелье, а может быть, уже в Эдорасе… Поспи сейчас, если получится! Кто знает, может быть, в первых лучах солнца я тебе покажу золотую крышу Дома Эорла. А через два дня ты увидишь фиолетовые тени под горой Миндоллуин и белые стены крепости Денэтора! Вперед, Серосвет! Мчись, мой верный храбрый друг, как никогда еще в жизни не мчался! Мы уже на твоей родной земле, ты здесь знаешь каждый камень. Спеши, вся надежда теперь на тебя!