Ольга Елисеева - Хозяин Проливов

Асандр не знал, стоит ли утешать друга. Он понимал, что Лисимах, грек по воспитанию, никогда не вернется к таврам. Но и не простит херсонеситам то, что они сделали с его родом.

— Мы сюда еще вернемся, — со скрытой угрозой в голосе пообещал атаман.

Их корабль проскользнул мимо бухты Символов, позволив каменной кладке домов Херсонеса и дальше расти над землей. «Хороший хозяин дает овцам нагулять бока, — думал Асандр, поглядывая с моря на низкие глинобитные заборы и немногочисленных жителей, сновавших по берегу. На следующий год вас можно будет и пощипать. А пока…»

Пока его манило лишь одно имя — Ольвия. Богатый северо-запад, медовая колония в устье Борисфена. Здесь, по берегам огромной реки, выращивали длиннозерную пшеницу и собирали лучший на Эвксине мед.

Пройдя Ахиллов Дромос — узкую косу к юго-востоку от устья Борисфена — корабли приблизились к заливу. Местные жители уверяли, что именно по этому песчаному коридору тень Ахилла гоняется в полнолуние за тенью Кассандры. Во всяком случае, здесь стояло крошечное святилище героя и приносились жертвы в его честь. Пообещав на обратном пути совершить достойное возлияние на алтарь, Асандр приказал грести дальше.

Сразу за Дромосом начиналось мелководье. Борисфен извергал свои светлые струи в зеленоватое, почти пресное море и при любом паводке покрывал едва торчавшие над поверхностью берега. На холмах колыхались шелковичные деревья, и уже издалека слышался неумолчный пчелиный гуд, а поднимавшиеся над цветочной кипенью рои насекомых напоминали небольшие смерчи, закручивающиеся в ослепительно голубом небе.

— Ух ты! — восхитился Лисимах. — Говорят, местные жители держат пчел вместо овец.

— И те дают им мед вместо молока, — подтвердил кто-то из гребцов.

— Пчелы дают нечто получше меда, — усмехнулся Неокл. — Золотую монету. Здешние людишки выдаивают у своих желтеньких овечек золото. Зачем им заниматься чем-то еще?

Пресная вода подходила к концу, и прежде чем идти к самой Ольвии, следовало пополнить ее запасы. На рассвете корабли Асандра вошли в глубокий узкий залив, открывавшийся сразу за Дромосом. Они пристали к берегу, поросшему высокой травой. Пираты не собирались нападать, хотя заметили на севере дымы поселка. На самых подступах к Ольвии Асандр не хотел поднимать лишнего шуму и заранее предупреждать жителей о приближении морских псов. Тронь одну деревню — и займется все побережье до Никония и Тиры. На «угрях» было достаточно вещей для мены, и атаман надеялся получить провизию без резни.

Моряки молча выгрузились и втащили две длинные ладьи на песок. Более крупные диеры встали на якорь у берега. Часть гребцов осталась на них вместе с Неоклом. А часть отправилась с атаманом на поиски воды. Лисимах шагал рядом. За несколько месяцев Асандр так привык к его молчаливой преданности, что начинал нервничать в отсутствии друга.

За широкой полосой песчаного пляжа начиналось поле высокой травы, еще не успевшей засохнуть под палящими лучами солнца. Сочный зеленый ковер сверху был точно припорошен солью от цветущей белой кашки. На пологом склоне холма в тенистых складках между камнями колыхались высокие желтые мальвы. Весенний воздух и согласное гудение пчел наполняли душу покоем. Взобравшись на гребень, путники попали в шелковичную рощу. Покрытые мелкими бело-розовыми цветами деревья переплетались ветками. Сквозь их листву падали желтые солнечные пятна, отчего земля была похожа на шкуру леопарда.

— Здесь поблизости должен быть источник, — сказал Лисимах. — Иначе роща не смогла бы так разрастись.

Пираты разбрелись в поисках воды. Асандр блуждал совсем недолго, пока ему не послышался слабый шум падающих на камень струй.

— Сюда! — Он махнул рукой и в этот миг заметил черное облако насекомых, отделившееся от деревьев впереди. Они приближались плотной стеной, угрожающе гудя, и, кажется, уже потревожили его товарищей. Со всех сторон к атаману бежали пираты, беспомощно отмахиваясь руками, а за их спинами клубились темные смерчи пчел.

Жужжащее кольцо смыкалось вокруг чужаков, посмевших явиться в пчелиный рай, и Черный Асандр впервые почувствовал, что ничего не может предпринять для спасения своей жизни. Ринуться сквозь плотную стену насекомых значило погибнуть. Остаться на месте — тоже.

Помощи ждать было неоткуда. И вот когда пчелы, на удивление слаженно затянули свою удавку, готовясь к атаке, из-за их завесы раздался голос:

— Кто вы и зачем сюда пришли?

— Мы путники! — хрипло крикнул Асандр. — Ищем воду. Клянусь утробой матери, — продолжал он, — мы никому здесь не собирались причинять вреда!

— Какой Матери? — последовал вопрос.

— Апатуры! — Атаману хватило ума упомянуть святилище.

В тот же миг жужжащая петля ослабла, и в круг желтых защитников рощи вышел юноша, почти мальчик, в золотых сандалиях и леопардовой шкуре на бедрах. У него было бледное сосредоточенное лицо, и Асандр сразу понял, что именно он удерживает пчел от нападения. Ему было трудно одновременно контролировать рой насекомых и разговаривать с людьми. На его наморщенном лбу выступили крупные капли пота.

По знаку руки незнакомца пчелы поднялись вверх и с гудением рассеялись между деревьями. Через минуту от грозной стены ничего не осталось.

— Теперь вы видите, что на нас не стоит нападать, — сказал юноша.

— Кто ты? — только и мог вымолвить атаман, с крайним удивлением взирая на человека, управлявшего насекомыми.

— Я Аристей, пчелиный царь, — просто отозвался тот. — Источник есть у алтаря Великой Матери, но его воды священны, они не для людей. Идемте, вам покажут другой.

Асандр поскреб затылок. Вообще-то царь Аристей, из любви к которому Триединая подарила людям медоносных пчел, давно умер.

— Что же удивительного, что в наших краях, живущих медом, чтят великого героя? — Оказывается, собеседник легко прочел его мысли. — Всех царей на наших берегах нарекают Аристеями, когда они принимают сан и соединяют свой разум с разумом роя.

— А когда это происходит? — осторожно осведомился Асандр.

— В восемь лет. — Юноша держался очень просто. — Сроком на Великий год. Больше ни один человек выдержать не может. — На его губах мелькнула грустная улыбка. — Я царствую уже восьмой год и скоро уйду вслед за своими предшественниками.

Судя по его лицу, юный Аристей не испытывал восторга от такой перспективы. Он наконец вывел путников к небольшой пещере, в глубине которой шумел источник. Перед входом стояла деревянная статуя Триединой с темным фиолетово-красным лицом. Видимо, каждый урожай ей мазали щеки и лоб ягодами шелковицы.

Перед богиней возвышался круглый каменный алтарь с тушей пятнистой кошки. Бок жертвенного животного был нарочито широко распорот, и красные внутренности обильно политы прозрачным медом. По легенде, богиня вывела пчел из тела убитого Аристеем зверя.