Катерина Шишканова - Призрачная

— Что-нибудь ещё?

— В смысле?

— Ну, может вы хотите узнать что-нибудь ещё? — насмешливые нотки в голосе управителя мигом поубавили моё желание продолжать беседу: в пасть к тигру лезут только укротители или самоубийцы…

…Перелив птичьих голосов волной прокатился по лесу, приветствуя народившийся день. Загомонили куры, заблеяли козы, требуя внимания хозяйки. Просыпалось Приграничье, начиная новый день в точности копируя вчерашний или позавчерашний: всё так же ребятня бежала к речке, удить рыбу, всё так же паслись коровы на лугу, охраняемые бдительным пастухом, всё так же хрюкали свиньи за деревянными штакетниками.

Из крайней лачуги выскочила небольшая чумазая девчурка с всклокоченными волосами, волоча прохудившееся лукошко, и дёрнула к лесу.

— Здрасте, дядюшка Деметрий!

Встреченный по пути бородатый мужик с располосованной когтями щекой шарахнулся от маленькой "родственницы" на другой конец дороги, попутно осенив себя крестом.

— Уф, пронесло, — отирая со лба пот, пробасил он, когда девчонка исчезла в хаще леса. — Ведьмово отродье! Ещё б чуть-чуть и сглазила, змея.

Полуденная жара загнала людей в избы, только детвора удирала к запруде, уподобляясь морским чёртиком и водяным, разбиваясь на противоборствующие кучки и целыми днями перебрасываясь надутыми лягушками. Сегодняшняя битва была нарушена появлением тёмноволосой девчурки, вышедшей из леса с небольшим вяхирем в руках. Птица встопорщила перья, недовольно посматривая на словившую её малютку.

— Гляньте-ка, наша ведьмачка решила сделать мне подношение! — младший сынишка головы, мальчонка лет девяти, неожиданно возник прямо перед малышкой в компании нескольких своих дружков. — Отдай птицу. — Его рука властно потянулась к нахохлившемуся голубку. Девчонка проворно заложила руку за спину, сверкая на неприятеля большими серыми глазищами.

— Не отдам!

— Ребята? — мальчишка деланно зевнул, отходя в сторону и уступая дорогу своей свите. Он давно привык к тому, что вся ребятня его боится и уважает, но эта малявка ни в какую не хотела признавать авторитетов, за что частенько бывала бита… особенно в последний месяц. Цепляться к ней по любым пустякам вошло у него в привычку, а она ещё и давала повод.

Девочка не успела и пискнуть, как ей скрутили руки и бьющийся голубок оказался у сына головы.

— Отдай! — потребовала она, стараясь вырваться из цепких рук его помощников.

— Будешь пищать, притоплю в речке, — предупредил пацанёнок, любуясь курлычущим трофеем.

Но девочка не угомонилась. Она молча пыталась высвободиться и отобрать принадлежащее ей силой. Понаблюдав за ней несколько минут, мальчишка гаденько усмехнулся, подошёл поближе, протянул птицу к самым её глазам.

— Хочешь забрать гулю себе? — Девочка утвердительно кивнула, сверкнув ртутными глазками. Сильные мальчишечьи пальцы вжались вяхирю в бока. Голубь затрепыхался, стараясь избавиться от сжимающей клетки. Ещё миг, вторая рука подцепила птичью голову, резко крутанула и голубок безжизненно обвис.

— Забирай, мне дохлятина ни к чему, — царственно велел издеватель, бросая тельце под ноги застывшей девчонки. — А для тебя самое то — как раз под стать твоей мамочке-ведьме! Такой же дохлой!!!

Оставив её одну, мальчишки направились обратно к речке, где за ними наблюдала вся сельская ребятня. Неожиданно девчонка повернула в их сторону посеревшее лицо, прищурилась и спокойно, очень по-взрослому, сказала:

— Когда-нибудь я выросту и убью тебя, Никанор, и только в последний миг ты поймёшь, как сильно я тебя ненавижу. И все вы, вы все умрёте когда-нибудь. А я останусь. Вот тогда и посмотрим, кто засмеётся последним.

Её гнали до самого дома всей стаей. Единственным желанием каждого было выбить из паршивки дух, чтоб не смела впредь ляпать языком. Она вбежала в дом, но он не спас её — разозлённая свора маленьких волчат не заметила преграды и ввалилась следом за ней, зажала в углу и принялась пинать.

— А ну, прекратить произвол! — из соседней комнаты вышел седовласый невысокий старец, одетый в хламиду — непривычно свежую и чистую для такого обшарпанного домишки. Он обвёл взглядом собравшихся, задержался на скуксившейся под окном девочке: именно её он увидел в своём видении месяц назад во время утренней молитвы. — Ещё раз до неё дотронетесь и я прокляну вас так, что поодсыхают руки и ноги, створившее такое с вашей подругой.

— Она нам не подруга, — выступил сын головы. — Она ведьмачка. Мы месяц назад её мамку спалили, так теперь эта зубы щерит, смертью грозится.

— Никанор, да? — старик продемонстрировал хорошо сохранившиеся зубы, усмехнувшись недоброй морщинистой улыбкой. — Я вижу, что когда-нибудь именно с тобой она всё-таки разберется. Но это будет не сегодня. Сегодня же я заберу её с собой, можешь передать это в селе. А теперь брысь отседова, шпана дворовая, — и дед замахнулся клюкой, успев пригладить кого-то по спине.

К вечеру, когда странный старик и ведьмачка скрылись в уходящих на запад холмах, всё село облегчённо вздохнуло…

— Тихо-тихо-тихо, — заботливая рука посильней прижала меня к такой тёплой и родной груди и мне на миг почудилось, что я притискиваюсь к анахорету. Размеренно цокали копыта, убаюкивая своей монотонностью. Я спала. То есть, спала, пока собственный судорожный вскрик не вырвал из сладостных объятий Морфея. Разлепив глаза, я почти вплотную обнаружила лицо Мглатиорга. Он спокойно смотрел на дорогу, не забывая, впрочем, успокаивающе поглаживать меня по плечу. От неожиданности я икнула. Потом икнула ещё раз. И ещё.

— Замерзла? — два голубых сапфира обеспокоено вгляделись в моё заспанное лицо.

Я помотала головой, но Мглатиорг уже выпутывался из плаща, чтоб укутать меня хотя бы половиной. И ещё теснее прижал к себе: через тёплый сюртук я почувствовала, как мерно клацали его зубы… сливаясь в тон с моими.

— Нам ещё далеко?

— Нет. Вон уже небо заалело на востоке. Значит где-то через час…

Я не дослушала: пропустила руки за его спиной, чтоб отогреть окоченевшие пальцы, зарылась носом в грудь и опять уснула, чтоб вернуться в своё так рано ушедшее детство. Уже сквозь сон мне почудилось, что он опустил на меня голову и то ли вздохнул, то ли заснул…

Мы явились в "Призрачную" чуть ли не в полдень, когда уже давно прибывший граф едва не разобрал по камешку весь замок. Нашу сонную парочку, тесно прижавшуюся друг к другу и всё равно цепенеющую от холода он будил лично. Увидев мою прокушенную ладонь, господин раскудахтался как озабоченная наседка, мигом отослал за Климентом и попытался отнести ко мне в комнату, но я вырвалась, сообщила что чувствую себя просто замечательно и отправилась к себе своим ходом. На исцарапанного и покусанного друга Велазург даже не обратил внимания. Нет, вру — обратил: вечером у них был жуткий скандал, чуть не дошедший до мордобоя, и я крупно подозревала, что именно из-за моей подпорченной шкурки. На следующий день уже я сцепилась с графом… из-за Мглатиорга. Рассказала, почему мы задержались и вообще кому я обязана жизнью, после чего их отношения наладились.