Сергей Сергеев - Антимир

Набрав ведро до краёв, он отпустил ручку качка, нагнулся и взял душку в правую руку, собираясь отнести ведро в домик, но услышал приближающиеся шаги. Выпрямившись, Виктор увидел подошедшую Наташку. В руках она несла джинсы, её бёдра, начиная от талии, были обмотаны полотенцем, так, что выглядело это как мини-юбка, на ногах были босоножки, но пряжки не были застёгнуты.

Он выпрямился, оставив ведро в покое, а взял в руки ковшик и, зачерпнув из ведра, протянул его ей. Она бросила джинсы на маленькую переносную скамеечку, стоящую тут же у обреза деревянного настила, приняла ковшик двумя руками и, прежде чем набрать в рот воды, тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросила:

— Где трусики?

— Там, — так же кратко ответил он и махнул рукой в сторону домика.

— Иди и принеси, — приказала она и, сбросив обувь, ступила босыми ногами на мокрый деревянный настил.

— Сейчас, — произнёс Виктор и посторонился, пропуская её в центр настила.

Он перешагнул через скамейку и пошёл по дорожке вдоль домика. Удаляясь, слышал, как она полоскала водой рот и горло, а затем фыркнула пару раз.

"Умывается", — подумал он.

В домике раздавался пьяный храп. Виктор зашёл в комнату с диваном, запах кислятины уже начал оседать повсюду.

"Нужно убрать тазик", — подумал он, взглянув мельком в ту сторону.

Тазик стоял на том же месте, где он его и поставил. Скомканная простынь лежала на подушке, но не в головах, которые определил он сам, разбирая диван, а в ногах.

"Икала", — пронеслось у него в голове.

Он повторил поиски, перекладывая с места на место подушку и простынь, искомого предмета не было.

"Странно, — удивился он, — куда они запропастились?"

Запах начал доставать его, к тому же он слегка задел тазик.

"Нужно вынести его вон", — подумал он и поднял его.

Под ним лежали они, целые и невредимые, и на ощупь сухие. Он оставил в покое тазик и метнулся с ними наружу.

— Вот, — только и сказал он, наблюдая голые ягодицы.

Наталья, не стесняясь, продолжала своё дело. Она обмыла промежность и вытерлась полотенцем, затем повернулась к нему лицом, взяла из его рук своё нижнее бельё и со злостью бросила полотенце ему в лицо.

Осмотрев в лунном свете трусики, вывернула их как необходимо, чтобы не было изнанки, и не перепуталась лицевая сторона с задней, быстро одела и поправила уже на себе резинки, щёлкнув ими в районе ног.

Подпрыгнув, влезла в джинсы и застегнула молнию и пуговицу, сказала как-то беззлобно Виктору обидную фразу:

— Ну и сволочь же ты, Черников, как был монстром тогда, так и остался теперь.

— Ты же сама хотела этого, — защищался он.

— Может и хотела, но точно не так, — ответила она, застёгивая пряжки на босоножках, — от школьной романтики осталась лишь одна блевотина, умеешь ты уничтожать хорошую память.

Закончив с пряжками обуви, она встала со скамейки и, взглянув ему в глаза, спросила:

— Ты говорил, что у тебя есть женщина, которая своей любовью вернула тебе память? Так вот, мне жалко несчастную, а зная тебя, не надо быть пророком, ты подложишь ей такую свинью, что моё горе — радость. А я покаюсь, и меня простят.

И она пошла мимо по бетонной дорожке на выход. Он растерянный поплёлся за ней, держа в руках мокрое полотенце. Перед калиткой остановилась и, повернувшись к нему, сказала:

— А тому придурку скажи, когда проснётся, что я у Инги, а возможно заберу сумочку и уйду домой.

Задержавшись немного, добавила:

— А тебя, Витенька, видеть больше не могу и не хочу.

Вышла на улицу и закрыла за собой калитку.

"Наверное, навсегда", — подумал он, и его охватило непонятное беспокойство, которое возникало и раньше во время всего периода болезни, но вот сейчас впервые после, так называемого, выздоровления.

В этот момент он был противен самому себе, ему казалось, что его внутреннее "я", отгородилось от него или даже не так, его душу окутала чёрная пелена, сквозь которую не может пробиться свет вовнутрь, а крик наружу.

"Ну и плевать, оттрахал же, не будет "шизиком" обзываться", — подумал он и успокоился, криво улыбнулся, и уже новое чувство завладело им, чувство злобы и не только на Наташку, но и на весь мир, который был ему непонятен и чужд.

Он жил уже в другом мире, мире злобы и там, как ему казалось, было спокойней.

Мария вздрогнула и проснулась. Сонные видения затирались всё быстрей и быстрей, словно кто-то незримый старался скрыть от неё то, что ей только что снилось. Но эмоции в таких случаях остаются всегда, и они в этот раз не были приятными. Ей показалось, что чувство тревоги за Черникова, испытанное накануне в саду и сие моментное, оставшееся ото сна, чем-то схожи. Припомнилась цитата из Эсперанца о сновидениях, которую она прочла не так давно в интернетовской статье: "Мне нравится после пробуждения цинично препарировать сновидения, раскладывать их по составляющим, насмехаясь таким образом над той информацией, что они несли".

"А препарировать-то нечего, — сравнивала она, — чувства не раскладываются, хотя что-то и несут".

Она прислушалась к ночи, кроме лёгкого похрапывания отца в этой же комнате на диване, других звуков не было.

"Что-то произошло, — подумала она, — не могла же я, проснуться просто так".

Перевернувшись со спины на бок, она глубже уткнулась в подушку и вдобавок набросила на полголовы одеяло. Последняя звуковая связь с внешним миром исчезла, и она снова погрузилась в закрытый мир снов.

Открыв утром глаза и ощутив себя в бодром здравии духа, она тут же вспомнила, что просыпалась почему-то ночью и интуитивно почувствовала, что необходимо позвонить Виктору.

Выскользнув из-под одеяла, она почти бегом и на цыпочках прокралась в противоположный иконный угол комнаты и быстро, взяв телефон, метнулась обратно. Уже приминая перину, она посмотрела на диван. Он был пуст, так что своим манёвром она никого не потревожила.

На телефонном дисплее было всего лишь пять минут девятого. Поколебавшись немного, Маша всё же отыскала нужный номер и нажала кнопку соединения. Гудки шли долго, но она не сомневалась, что абонент обязательно ответит. И действительно так и произошло, что-то щёлкнуло, и она услышала заспанный голос Виктора:

— Привет, что так рано звонишь?

— Ничего се рано, девятый час.

— Я просто в три только лёг.

— Что так?

— Встреча одноклассников была.

— Ну и как?

— Да никак, тридцатилетние придурки, всё в школьников играют, напоролись как всегда, растаскивал их по хатам.

— Сам-то, не пил что ли?

— Пил, конечно, в меру.

— Ты мне ничего не хочешь рассказать?

— Опять нехороший сон, и интуиция тебе подсказывает, что на твою любовь снова кто-то покушался?

— Заметь, я этого не говорила. Ну, так что?