Мария Быкова - Жребий брошен

Наутро мрачные мысли не то чтобы выветрились — просто отодвинулись в самый дальний угол черепной коробки.

Никогда не считала себя особенно отважной. Я умею бояться, и иногда даже слишком хорошо. Но бояться я умею только деятельно, преодолевая страх любым доступным способом. А бояться вот так, когда сам не знаешь, чего, собственно, боишься… нет, так не годится. Значит, бояться и не буду.

К тому же праздник сегодня или где?!

Праздник. И даже не один, а целых два — мой день рождения, о котором знают всего два человека (тем интереснее!), и Беллетэйн, который, между прочим, третий год как обещают причислить к государственным торжествам.

Но обещать — еще не значит жениться, так что занятия у нас сегодня были, даром что и сокращенные. В этом были минусы, ибо все прочее Лыкоморье, не запертое в стенах Академии, гуляло и веселилось, а осчастливленные магическим образованием адепты мрачно смотрели на игрища и гульбища через хрустальные шары. Нет, кое-кто, конечно, смылся в город, но таковых было немного хотя бы потому, что магический фон был сегодня совершенно особенный и терять такой изумительный для чародейства день было попросту глупо. Так что особенный магический фон — это, бесспорно, плюс; ну и как не отнести к плюсам перспективу показаться одногруппникам в новых зеленых штанах?! Нет, я, конечно, не Полин, ну и что с того?

Полин, к слову, тоже не особенно грузилась насчет вчерашнего. Вид у нее был довольно веселый; алхимичка вдевала в уши золотые сережки (с бриллиантиками, сапфирчиками и ма-ахонькими изум-рудиками), напевая себе под нос дуэт двух эльфийских принцев — тех самых близнецов, в честь которых были названы Куругорм и Келефин. Прислушавшись, я разобрала, что принцам вот-вот станут бить их благородные эльфийские физиономии.

Подумав, я решила, что Полин даже и в голову не придет сообщить о случившемся… ну, скажем, магистрам. Причем спроси я ее почему — ответом мне станет чеканная формулировка: «Что я, дура, что ли?» Так что не будем портить девице праздник — ей праздник, а себе, стало быть, нервы.

Все, Яльга! Мы расслабились и перестали думать о нехорошем. Расслабились, я сказала! Да, и браслет мы больше не теребим…

Полин домурлыкала дуэт до середины — вплоть до того момента, как старший принц начал клясть врагов налево и направо. Дело было не в том, что алхимичка забыла слова — память у нее была железная, и что в нее попало, тому обратно дороги не имелось. Просто текст проклятия был такой сильный, что произносить его магу с хоть сколько-нибудь приличным резервом очень не рекомендовалось. Говорили, что в прошлом году на премьере оперы со здания театра едва не снесло крышу — а все потому, что какой-то чародей-меломан, не подумав, начал подпевать.

— Поздравлять буду попозже, — подмигнула мне она. — И за уши драть — тоже. Так что готовь бинты, рыжая!

— Ха, поймай для начала! — Я широко улыбнулась, отметив между прочим, что про сочетание меня со штанами Полин не сказала ни слова.

— И поймаю, да, и поймаю!

Я не стала спорить с алхимичкой — дело было заведомо проигрышное. Вместо этого я села на кровать и аккуратно подвернула штанины на обеих ногах так, чтобы брюки сделались немножко короче. А после этого достала дождавшиеся сего часа зеленые туфли.

— Яльга? — осторожно позвала Полин, наблюдавшая за мной не без испуга. — Ты чего? А сапоги как же?

— А вот так! — беззаботно ответила я. — День рождения у меня или как?! И без сапог обойдусь, раз в году-то можно!

Глядя на кисловатое лицо алхимички, я испытала невиданный прежде моральный подъем. Е-мое, бодро воскликнула какая-то часть меня, прежде находившаяся в глубокой спячке. Чем я хуже Ликки де Моран?! Ну да, я не блондинка, и глаза у меня не такие зеленые, и нос не прямой… и дальше что? Зато я рыжая, а это теперь даже модно!

Вдохновившись этой мыслью, я встряхнула головой, отбрасывая с лица чуть вьющиеся пряди. Конечно, адепткам не положено приходить на занятия с распущенными волосами… но почему адепткам нельзя, а адептам можно? Вон у Келлайна, например, волосы еще подлиннее моего будут — это что еще за дискриминация получается? По половому, стало быть, и расовому признаку?

Первой парой у нас стояла некромантия. Второй — боевая магия; на этом, хвала богам, сегодняшние занятия заканчивались. Из комнаты я вышла немножко раньше обыкновенного, не будучи уверена в своих способностях к бегам на высоких каблуках. Каблуки цокали, я чуть покачивалась, всеми силами стараясь одновременно сохранять равновесие, не сутулиться и хотя бы изредка, но сгибать ноги в коленях.

К кабинету некромантии я более-менее разобралась в ногах и каблуках. Подумаешь, тоже мне шпильки! На Новый год я на них даже танцевать сумела… добро что вчера Полин подсунула мне именно зеленые штаны! Что бы, я, интересно, стала обувать, окажись брюки любого другого цвета — с учетом того, что сапоги, даже новехонькие, эльфийские и стоившие целых двадцать восемь золотых, к ним вообще не подходили…

Некромантия сегодня была теоретическая, лекцией. Я честно законспектировала семь страниц ценной информации о том, как влияет Беллетэйн на разнообразнейшую нежить. Влиял он мощно, нежить впечатлялась, я тоже не осталась равнодушной, твердо решив не выходить майской ночью в лес без как минимум десяти амулетов.

Приблизительно на шестой минуте урока я поняла, что от распущенных длинных волос адептке и в самом деле одна морока. Гадская шевелюра мела по пергаменту, а один длинный рыжий волос я выудила из чернильницы. Как он туда попал — уму непостижимо.

Но, честное слово, все неудобства с лихвой компенсировались реакцией зрителей. Зрители были в астрале; Хельги смотрел на меня, потом — на свой пергамент, потом вновь на меня, словно пытался отыскать десять отличий. Келефин и Куругорм совершенно одинаково хлопали глазами, живо напомнив мне Кренделя в его трехмерной форме. Только благородный Ривендейл не удостоил меня высочайшего герцогского внимания — вампир скользнул по мне взглядом и тут же отвернулся, с искренним интересом рассматривая противоположную стенку. Но вот до него мне уж точно не было ни малейшего дела.

Беллетэйн, кстати, действовал не только на нежить — разве что причислить к таковой еще и преподавателей. Шэнди Дэнн, которая в любой другой день наверняка бы одернула и меня, и зрителей, сегодня ограничивалась исключительно ехидными взглядами. Помимо ехидства я — о ужас! — обнаружила там нечто могущее именоваться исключительно «женской солидарностью».

Нет, сурово подумала я, когда снаружи прозвенел звонок. Это не я такая красавица, — в самом деле, что, народ эльфиек не видел? Просто по контрасту со мной-обыкновенной, в старых штанах и разваливающихся сапогах, я-сегодняшняя, немножко более праздничная, смотрюсь… хм… ну, скажем так, не совсем привычно. И не более того… да, но почему мне все больше хочется отыскать хотя бы одно зеркало?!