Мария Быкова - Жребий брошен

— А ты пойди на нее посмотри…

Вампир послушно отправился смотреть.

Я как раз завязывала тесемку художественным бантиком, когда услышала сдавленное «ой!». Полин проснулась, поняла я. И косички у нее, судя по всему, есть.

Я не ошиблась: косички были, и имелось их много, примерно как у Хельги. Девица, сильно напоминавшая растрепанного ежа, испуганно прыгала у зеркала, но после трех минут возмущенного писка, нечленораздельных изъявлений недовольства и попыток как-то пригладить топорщившиеся косички Полин вдруг нашла, что смотрится очень стильно.

— Мне идет? — осведомилась она, плюхаясь на лавку рядом со мной. — Яльга, ну вот ты скажи — мне идет?

— Идет-идет, — заверила я, натягивая сапоги, и Полин аж засветилась от счастья.

Хельги, не дождавшийся ни помощи, ни сочувствия, уныло смотрел на эту идиллию.

— Может, мне кто-нибудь поможет, а? — с безнадежной тоской вопросил он.

Алхимичка оценивающе посмотрела на заплетенного вампира.

— А зачем? Ты знаешь, тебе тоже идет… Ой, мы ж ведь про Генри забыли!

— Про меня вы забыли! — воззвал к нашей совести Хельги, но на него не обратили внимания. Движимые кто страстью, а кто любопытством, мы спрыгнули с лавки и отправились будить Ривендейла.

Умный герцог спал в «позе магистра», как ехидно называла эти дело Полин со времен удачно отмеченного Савайна. Отвернувшись лицом к стене, вампир с головой укрылся одеялом, но от терзаемый любопытством нас не спасла бы даже кольчуга. Я привычно потрясла Ривендейла за плечо, а алхимичка ласково проворковала:

— Генри, пора вставать!

Наверное, именно такой фразой начинался для герцога день в отцовском замке. Плащ полетел в сторону, вампир взлетел на ноги, вслепую нашаривая сапоги, а мы ошеломленно уставились на то, что домовой сотворил с его шевелюрой.

— Бедный, бедный Генри… — выдохнула Полин.

— А может, ему тоже «идет»?! — язвительно спросил Хельги.

— Матушка? — неуверенно уточнил Ривендейл, застыв с сапогом в руках. Кажется, он только-только начал просыпаться, а вскочил только на рефлексах, как кошка, которой наступили на любимый хвост.

— Не-эт… — растерянно разочаровала его Полин.

— А-а-а… Тогда доброе утро. — Генри потряс головой и раскрыл глаза. — Яльга, Хельги, Полин…

— Д-доброе утро, — деревянный голосом согласилась алхимичка.

— Что-то не так? — Вампир удивленно приподнял бровь, но всю небрежную элегантность его мимики смазал широкий зевок. — Что вы так на меня смотрите?

Я ткнула пальцем:

— Зеркало вон там.

— Так, — сдавленно сказал благородный Ривендейл, ознакомившись со своим отражением. Хельги наблюдал за ним с мстительным выражением на лице. — Благородные маги, я вынужден просить вас о помощи.

— Садись уж, — со вздохом предложила я. — Не гляди на меня так, Хельги, тебя я тоже расплету!

Ривендейла мы расплетали сообща, и заняло это больше двух часов.

То, что вампир лежал дальше всех от двери, сыграло с ним дурную шутку — домовой начал с него и заплел по всем правилам своего искусства. Сначала по три волоска, потом по девять, потом по двадцать семь… Последние несколько уровней расплетала только Полин — нам с Хельги не хватило длины ногтей и привычки к мелкой работе. И то самые тонкие косички она одолела, лишь вооружившись тоненькой иголкой.

Алхимичка млела: ей, в отличие от самого герцога, процесс доставлял невероятное удовольствие. Но и ей под конец все это стало надоедать. Шевелюра у Генри была богатая, облысение ему явно не грозило, так что поля деятельности домовому хватило с лихвой. За то время, пока Полин справлялась с тремя- и девятиволосковыми косичками, я успела расплести Хельги, к несказанной радости последнего. Ему повезло не в пример больше, чем герцогу: во-первых, волосы у него были толще и жестче, во-вторых, домовой не стал над ним измываться, а в-третьих, к нему я приступила, уже приобретя некоторый опыт.

Расплетенный Генри выглядел немногим лучше, чем заплетенный. Всякой девице, заплетающей на ночь косы в надежде приобрести наутро сказочные кудри, хорошо известно: кудрей не будет, зато будет объем. Волосы у вампира только дыбом не стояли, зато потрескивали так, что рядом с ним было боязно находиться. Полин позже утверждала, что даже увидела маленькую молнию.

— Всем спасибо, я сейчас! — Приглаживая на ходу волосы, Генри метнулся к двери.

Проводив его философским взглядом, я стала сворачивать одеяло. Полин села на лавку и начала копаться в необъятных недрах своей крошечной сумочки, а хозяйственный Хельги полез в шкафчик искать посуду для завтрака.

Прошло несколько минут. Одеяло закончилось, я отправилась на помощь вампиру, а Полин успела протереть личико тремя эликсирами и смазать одним кремом, когда хлопнула входная дверь. Я обернулась на звук и замерла, чудом не выронив из рук тарелку. Сбоку зазвенела кастрюлька: кажется, Хельги оказался не столь крепок духом. Что же, не он полгода прожил бок о бок с Полин.

На пороге стоял Генри Ривендейл, но понять я это смогла не сразу. Волосы вампира, обильно смоченные водой (кажется, герцог не мудрствовал лукаво, по-простому окунув голову в озеро), утратили часть своего немыслимого объема. Вместо этого они складывались в компактные пряди и сворачивались крутыми кольцами. Процесс складывания и сворачивания шел прямо у нас на глазах. С каждой секундой Генри все больше походил на знаменитого Кудрявого — героя серии лубков, пламенно обожаемого всеми лыкоморскими девицами и столь же пламенно ненавидимого населением мужского пола — причем не только лыкоморским. «Надо же, — слегка фальшиво подумалось мне, — как прическа меняет человека!» Черты, которые у прежнего Генри говорили о благородстве, древности и славе его рода, — те же самые черты у Генри видоизмененного придавали ему законченный кукольный облик. У меня аж зубы заныли, настолько он был сладкий. Правда, смотрел вампир с таким ужасом, что часть слащавости все-таки пропадала.

— Ой… Генри… — слабо выдохнула Полин.

Снова зазвенела кастрюля — ее наподдал ногой Хельги, метнувшийся к зеркалу. Вцепившись в раму, он вперил в зеркало полубезумный взгляд; зеркало же не без ехидства выдало отражение с головой, сплошь покрытой крошечными бумажными папильотками. На половине имелись еще и розовые бантики.

Вампир зарычал и встряхнул зеркало за раму; отражение пошло рябью и исчезло. Через несколько секунд оно проявилось снова, правда разбившись на множество мелких квадратиков. В первом отражался Хельги, бритый налысо. Во втором — он же с едва пробивающейся на лысой голове щетиной. В третьем — он же с прической ежиком. Где-то в двенадцатом квадратике вампир щеголял прической лорда из Западных Земель — по обеим сторонам лица волосы были завиты в букли, а на затылке болталась коротенькая тощая косичка. В пятнадцатом Хельги был заплетен в две косы на манер фьординга — отраженный вампир грозно хмурился, грыз мухомор и явно нуждался в рогатом шлеме для полноты образа. Заканчивалась композиция Хельги, подстриженным а-ля Келлайн: волосы до талии, небрежно перехваченные тонким эльфийским шнурком. Выждав несколько секунд, зеркало стало по очереди увеличивать квадратики, словно предлагая вампиру выбрать, в каком виде он себе больше нравится.