Клайв Льюис - Конь и его мальчик

– Нет, я все выпил, – сказал Шаста. – Покажи мне, как вылезти. Надо поскорей уходить. А сам ложись на диван. Ах ты, они не поверят, что это я… то есть ты… у тебя такой синяк… Придется тебе сказать правду.

– Как же иначе? – сердито спросил принц. – А всё-таки, кто ты такой?

– Некогда объяснять, – быстро зашептал Шаста. – Я не здешний, с Севера. Но вырос я здесь и теперь бегу домой, через пустыню, с говорящим конем. Ну, как мне лезть?

– Вот так, – показал Корин. – Смотри, тут плоская крыша. Иди очень тихо, на цыпочках, а то услышит кто-нибудь! Сверни налево, потом залезь, если умеешь лазать, на стену, пройди по ней до угла и спрыгни на кучу мусора.

– Спасибо, – сказал Шаста с подоконника. Мальчики посмотрели друг на друга, и обоим показалось, что теперь они друзья.

– До свидания, – сказал Корин. – Доброго тебе пути.

– До свидания, – сказал Шаста. – И храбрый же ты!

– Куда мне до тебя! – сказал принц. – Ну, прыгай! Да, доберешься до Орландии, скажи моему отцу, королю Луму, что ты мой друг! Скорее, кто-то идёт!

Шаста неслышно пробежал по крыше, такой горячей, что он чуть не обжёг босые ноги, взлетел вверх по стене, добрался до угла и мягко спрыгнул на кучу мусора в узкой, грязной улочке. Прежде чем спрыгнуть, он огляделся – по-видимому, он был на самом верху горы, на которой стоит Ташбаан. Вокруг всё уходило вниз, плоские крыши спускались уступами до городской стены и сторожевых башен. За ними, с Севера, текла река, за ней цвели сады, а уж за ними лежало странное, голое, желтоватое пространство, уходившее за горизонт, словно неподвижное море. Где-то в небе, совсем далеко, синели какие-то глыбы с белым верхом. «Пустыня и горы», – подумал он.

Спрыгнув со стены, он поспешил вниз по узкой улочке и вышел на широкую. Там был народ, но никто не обращал внимания на босоногого оборвыша. Однако он всё-таки боялся, пока перед ним из-за какого-то угла не возникли городские ворота. Вышел он в густой толпе. По мосту она двигалась медленно, как очередь. Здесь, над водой, было приятно вздохнуть после жары и запахов Ташбаана.

За мостом толпа стала таять, народ расходился – кто налево, кто направо, Шаста же пошёл прямо вперёд, между какими-то садами. Дойдя до того места, где трава сменялась песком, он уже был совсем один и в удивлении остановился, словно увидел не край пустыни, а край света. Трава кончалась сразу; дальше, прямо в бесконечность, уходило что-то вроде морского берега, только пожёстче, ибо здесь песок не смачивала вода. Впереди, как будто ещё дальше, маячили горы. Минут через пять он увидел слева высокие камни вроде ульев, но поуже. Шаста знал от коня, что это и есть усыпальницы древних царей. За ними садилось солнце, и они мрачно темнели на сверкающем фоне.

Свернув на запад, Шаста направился к ним. Солнце слепило его, но всё же он ясно видел, что ни лошадей, ни девочки на кладбище нет. «Наверное, они за последней усыпальницей, – подумал он. – Чтобы отсюда не заметили».

Усыпальниц было штук двенадцать, стояли они как попало. В каждой чернел низенький вход. Шаста обошёл кругом каждую из них и никого не нашёл. Когда он опустился на песок, солнце уже село.

В ту же минуту раздался очень страшный звук. Шаста чуть не закричал, но вспомнил: это трубы оповещают Ташбаан, что ворота закрылись. «Не трусь, – подумал он. – Ты слышал этот звук утром», – но прекрасно понимал, что одно дело – слышать такие звуки при свете, среди друзей, и совсем другое – одному и в темноте. «Теперь, – думал он, – они не придут до утра. Они там заперты. Нет, Аравита увела их раньше, без меня. С неё станется! Что это я? Игого никогда на это не согласится!»

К Аравите он был несправедлив. Она бывала и чёрствой, и гордой, но верности не изменяла и ни за что не бросила бы спутника, нравится он ей или нет.

Как бы то ни было, ночевать ему предстояло тут, а место это с каждой минутой привлекало его всё меньше. Большие молчаливые глыбы всё-таки пугали его. Шаста изо всех сил старался не думать о привидениях, и уже немного успокоился, когда что-то коснулось его ноги.

– Помоги-и-те! – закричал он неведомо кому, окаменев от страха. Бежать он не смел; все-таки совсем уж плохо, когда бежишь среди могил, не смея взглянуть, кто за тобой гонится. Потом, собрав всё своё мужество, он сделал самое разумное, что мог, – обернулся и увидел кота.

Кот, очень тёмный в темноте, был велик и важен – гораздо важнее и больше тех его собратьев, которых Шасте доводилось встречать. Глаза его таинственно сверкали, и казалось, что он много знает – но не скажет.

– Кис-кис-кис, – неуверенно сказал Шаста. – Ты говорить не умеешь?

Кот сурово поглядел на него и медленно пошёл куда-то, а Шаста, конечно, пошёл за ним. Через некоторое время они миновали усыпальницы. Тогда кот уселся на песок, обернув хвост вокруг передних лап. Глядел он на Север – туда, где лежала Нарния, – и был так неподвижен, что Шаста спокойно лёг спиной к нему, лицом к могилам, словно чувствовал, что кот охраняет его от врагов. Когда тебе страшно, самое лучшее – повернуться лицом к опасности и чувствовать что-то тёплое и надёжное за спиной. Песок показался бы вам не очень удобным, но Шаста и прежде спал на земле и скоро заснул, думая во сне, где же сейчас Игого, Уинни и Аравита.

Разбудил его странный и страшный звук. «Наверное, мне всё приснилось», – подумал он. И тут же ощутил, что кота за спиной нет, и очень огорчился, но лежал тихо, не решаясь даже открыть глаза, как лежим иногда мы с вами, закрыв простыней голову. Звук раздался снова – пронзительный вой или вопль; тут глаза у Шасты открылись сами, и он присел на песке.

Луна ярко светила; усыпальницы стали как будто больше, но казались не чёрными, а серыми. Они очень уж походили на чёрных людей, закрывших голову и лицо серым покрывалом. Что и говорить, это не радует. Однако звук шёл не от них, а сзади, из пустыни. Сам того не желая, Шаста обернулся и посмотрел туда.

«Хоть бы не львы!..» – подумал он. Звук и впрямь не походил на рычание льва, но Шаста этого не знал. Выли шакалы (это тоже не слишком приятно).

«Их много, – подумал Шаста, сам не зная о ком. – Они всё ближе…» Мне кажется, будь он поумнее, он вернулся бы к реке, там были дома, но он боялся пройти мимо усыпальниц. Кто его знает, что вылезет из чёрных отверстий? Глупо это или не глупо, Шаста предпочёл диких зверей. Но крики приближались – и он изменил мнение…

Он уже собирался бежать, когда увидел на фоне луны огромного зверя.

Зверь шёл медленно и степенно, как бы не замечая его. Потом он остановился, издал низкий, оглушительный рёв, эхом отдавшийся в камне усыпальниц, и прежние вопли стихли. Зашуршал песок, словно какие-то существа бросились врассыпную. Тогда огромный зверь обернулся к Шасте.