Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат

Мечущийся алый промельк притягивал взгляд, но на полуюте ждал Ледяной. Руппи вдохнул полной грудью свежий ветер и соскользнул вниз. Адмирал и шкипер уже знали и про абордаж, и про марикьяре, чьи размеры и осадка позволяли войти в пролив.

– Хватит ли у капитана смелости…

Олаф спрашивал скорее себя. Юхан неопределенно хрюкнул, а Руппи внезапно понял – у этих хватит, ведь там Бешеный.

– Это Вальдес, – доложил лейтенант. – Он в самом деле бешеный, и люди в подчинении у него такие же.

– Ты узнал «Астэру»? – не смог скрыть удивления Ледяной. – Отсюда?

– С острова, – счел за благо соврать Руппи. Во лжи он признáется позже. Теперь надо бежать, и пусть Добряк знает, что за зверь охотится рядом.

– Пойдем, – велел Ледяной, – не будем мешать шкиперу.

Юхан только кивнул, был занят – орал на палубных матросов, а за пестрыми скалами на палубе «Верной звезды» творилось то, о чем Руппи мечтал с осени. Бешеный схватил-таки трусов за горло, но «Ноордкроне» и ее капитану клялся Фельсенбург. Спасти Олафа и вздернуть Бермессера… Первое он исполнил, второе – не сумел.

Лейтенант и адмирал прошли мимо лежащих на расстеленных койках мертвецов и поднялись на ют. Отсюда хорошо просматривалась пройденная часть пролива, но Олаф повернулся к возможному преследователю спиной.

– Судьба, – спокойно сказал он. – Уйти от Альмейды, шторма и суда, чтобы четвертым встретить Вальдеса. Так лучше для всех… Ты думаешь иначе?

– Это было наше дело!

– Как оказалось, нет. Море оставило наши руки чистыми.

– Ваши! – внезапно вырвалось у Руппи. – Не мои…

– Спустись к Канмахеру, – ровным голосом велел Олаф, – он с ума сходил. Я буду здесь.

Продолжать разговор сейчас было страшно. Руппи четко, как какой-нибудь Хохвенде, повернулся на каблуках и ушел. Зачем-то сорвал и отшвырнул перчатки. Внутри клокотала несправедливая, ядовитая злоба. Нельзя тыкать в лицо спасенья и благодеянья, нельзя бить по живому, нельзя… А Олафу можно?! «Чистые руки»… «Лучше для всех»… Для Адольфа с Зеппом?! Для старого Канмахера? Несчастного кесаря, застреленных охранников, Лёффера, который мог не идти, а пошел… Для умиравших и убивавших на Китенке моряков? Они убивали своих и упустили мерзавца, по милости которого замахнулись на закон и чужие жизни. И это «лучше»?!

Лейтенант опомнился, лишь столкнувшись со шкиперским племянником. Бедняга ойкнул и понесся дальше, Руппи остановился. Сердце бешено колотилось, и лейтенант, вспомнив книгу, несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять сердцебиенье. Как ни странно, помогло. Фельсенбург пригладил волосы и огляделся. На палубе как раз закончили поднимать людей со шлюпки, и Юхан рыком подгонял матросов, готовя «Селезня» к очередному бегству.

Наконец-то все свои – на борту! Этот кошкин сын Фельсенбург умудрился и время выгадать, и уцелеть, теперь дело за «Утенком». Добряк был рад вывалившейся из тумана удаче, но, благословляя появление Бешеного, не собирался с оным лобызаться. Ухватил своего Бермессера за хвост, и прекрасно: ешь его хоть с перцем, хоть с сахаром, а мы потихоньку, не прощаясь и не благодаря…

Едва дождавшись, когда закончат с баркасом, Юхан велел ставить паруса – фрошер принес с собой ветер. Правда, с западным в проливе придется трудновато, ну да ничего… Шлюпка с буксирным тросом уже рванула вперед, готовая в любой момент помочь при маневре. Только бы шквал какой не налетел! После сюрприза со штилем Добряк всерьез опасался вывертов местной погодки. И умом опасался, и тем самым дурным чутьем, которое сперва гнало на север, а потом заткнулось, прохлопав и Бермессера, и Бешеного. Теперь снова расчирикалось, а деваться некуда – только вперед, да побыстрее! За Безголовой Лягушкой можно будет перевести дух, там на двух якорях любой шторм перебедуешь.

Юхан глянул на небо – ни облачка. Ветер ровный, вода еще высоко, крапчатые скалы честно и равнодушно ползут навстречу. Плыви да радуйся, и нечего башку ерундой забивать. Нечего! А вот Ротфогель придется обходить далеко морем, у берега сейчас такое заварится… Бермессер в порт не вернется, подчиненные, хочешь не хочешь, попрутся искать. И найдут. Для начала Бешеного, а потом и Альмейда подтянется, доесть то, что в Хексберг не съели. Нет уж, господа селедки, воля ваша, а нам чужие драки ни к чему, наше дело маленькое, мы на охоту собрались. На охоту, ясно?

До Двойного Камня было рукой подать, когда подал голос вновь отряженный на салинг Питер:

– Фрошер!!! Прямугорла!

Ну, пусть нюхнет. Сунуть нос – одно, полезть в извилистый незнакомый пролив – совсем другое. Ни дна, ни течений местных марикьяре не знает, пока еще нащупает верную тропку… А мы вот сейчас самую узость проскочим, мысок обогнем и вовсе с глаз скроемся.

Подошел Фельсенбург. Один! У его адмирала голова, что ли, разболелась? Или у него самого? Взгляд самое то, сейчас цапнет.

– Что-то не так, сударь?

– С мачты кричали, за нами погоня.

– Лучше бы этому фрошеру, мелкий который, за нами не соваться. Мы ему, как-никак, обязаны, а тут камни всякие под водой, да и отлив начинается. Как раз на полпути засядет, придется несколько часов ждать, а мы давно уберемся…

– Вы так и не подняли баркас. Почему?

– Пригодится при маневрировании у Двойного и у Безголовой Лягушки. Вы вот что скажите, как ружья? Годятся?

– Ружья хороши, только я не пристрелялся, вот и мазал.

Не пристрелялся он! А что будет, когда пристреляется? Муху в глаз бить?

– Говорите, не…

– Дядь, по носу!!! Ой-ё!..

Серебристую дорожку, несущуюся по воде наперерез баркасу, Юхан узнал сразу – тогда, в хексбергской гавани, насмотрелся. А вот в шлюпке сразу не увидели, всполошились, лишь когда пенный гребень пронесся перед самым носом. И тут же второй, уже с другой стороны.

– Кэцхен! – Фельсенбург тоже пялился на это безобразие, и в его голосе кроме удивления чувствовалось что-то еще… что-то странное.

– Вот ведь, – поежился Юхан, – только этих стерв нам и не хватало!

Словно в ответ, навстречу «Селезню» ударил короткий, но сильный порыв ветра. Это не было опасным… Но если кэцхен со всей дури саданет в борт или подтолкнет в корму чуть дальше, у Двойного? Тогда дело будет плохо.

– Она вышибла «Эбби» из линии, – чужим голосом сказал Фельсенбург. – Трехпалубный линеал из линии… Одна!

Тут и выносить-то некуда, только на камни.

– Марселя долой! – взревел Юхан. – К крабьей теще наладились? По вантам! Живо…

Сразу две пенные змеюки промчались вдоль бортов; судно прыгнуло вперед и тут же отскочило назад под напором свихнувшегося, дующего сразу в морду и в зад ветра, и Юхан окончательно понял – никуда они теперь не уплывут.

Снова палубная суета. С марсов съезжают по фалам сделавшие свое дело матросы. Ветер дует, такой чудесный, такой ровный, а «Селезень» стоит, покорно оголив мачты и бросив якоря. Полоса синевы над головой, дремлющие берега, сонный пролив… Ведьмы остановили корабль и ушли, на прощанье растрепав плюмажи бросившимся следом волнам. Руппи они не заметили, или замаравшийся в Эйнрехте уже не годен ни для танца, ни для любви? Может, и так, только жизнь человеческая если и танец, то по колено в грязи.