Анна Клименко - Кубок лунника

«Малика?» – голос, нагло вторгшийся в сознание, не принадлежал Альвену Рутто. Это было приятное женское контральто, но – совершенно лишенное интонаций. Ни гнева, ни радости. Все равно, что звук льющейся воды.

Ведьма замерла, прислушиваясь. Кто знает, вдруг померещилось? Уж больно местечко особенное, такое приятным не назовешь.

«Малика Вейн», – повторил женский голос, – «я знала, что рано или поздно ты придешь. Входи».

И снова ни намека на радость. Или, йоргг, на злость. Как будто к Исиль паломники шли сотнями, и она попросту утомилась от бесконечных разговоров.

«Видишь ли, я не одна», – ответила ведьма, тоже мысленно.

«Знаю» – спокойно произнес голос, – «входите, я вас жду».

– Она… приглашает, – выдохнула ведьма, кладя руку на косматый загривок зверя.

Альвен, не говоря ни слова, плавно поднялся и осторожно пошел вперед. Малика не удержалась, все ж таки на мгновение зажмурилась и набрала полные легкие воздуха: получалось, что она из темноты ночной погружалась в тьму особенную, как будто чернила разлили. Она опасалась, что тот невидимый, который раньше просто толкался, отвесит пинок под ребра – но все это, конечно, было напрасными, глупыми страхами. Хранительница Памяти их пригласила – так отчего ж не войти?

Судорожно выдохнув, Малика огляделась: завеса мрака чудесным образом осталась позади. Стены, потолок пещеры, восхитительные сталактиты и сталагмиты, поражающие воображение – все мягко светилось зеленью, но не гнилостной, а как мятный леденец, если смотреть сквозь него на солнце. Пещера была столь огромна, что под ее сводами мог бы уместиться весь Пражен с его храмами, башнями, красными черепичными крышами… И прямо от входа начиналась широкая дорога, вымощенная плиткой из синей яшмы. Вздохнув, Малика перебросила на другое плечо сумку и решительно пошла вперед. Альвен мягко шел следом, словно признавая первенство ведьмы в вопросе встречи с Исиль.

…Время остановилось.

Малика не знала, сколько часов бредет по этой дороге, которую много столетий назад проложили сквозь пещеру и замостили яшмой. Плитки местами искрошились, но в целом идти было легко и удобно, порой на новых дорогах Пражена куда больше кочек и ухабов. Мимо проплывали светящиеся сталагмиты, с недосягаемой высоты свешивались сталактиты, с которых срывались редкие капли воды. И чем дальше шла ведьма, тем сильнее становилось ощущение этакого погружения в вечность, которая по прихоти мироздания застыла и в камне, и в рукотворной дороге, которой было йоргг знает сколько веков.

Потом дорога нырнула в узкое ответвление пещеры, и там точно также светились стены, а под ногами была все та же синяя яшма. Дышалось легко; по пещере гуляли сквозняки, хлопали полами сюртука и норовили сорвать косынку. Малика немного помедлила перед ступенями, круто уходящими вниз, но сзади ее легонько подтолкнули – не Альвен, кто-то другой, невидимый.

«Иди вперед, Малика Вейн, осталось недолго».

«Далеко же тебя упрятали», – посочувствовала ведьма, и в ответ услышала негромкий смех. На душе стало хорошо и уютно, сил прибавилось.

И вот, наконец, ступени закончились. Ведьма огляделась и неожиданно улыбнулась. Йоргг побери, а ведь все это она уже видела! И огромную аметистовую друзу, и шкуры, брошенные в угол, и лунницу, прислонившуюся спиной к холодной стене, завернувшуюся в длинные черные волосы как в плащ.

– Исиль, – сказала Малика уже вслух, – мы пришли.

Золотые глаза полыхнули в полумраке, и девушка шагнула вперед, резко отбрасывая роскошную шевелюру за спину. Как и в снах Малики, Исиль не обременяла себя одеждой, исключая набедренную повязку и тяжелое ожерелье из самоцветов, почти закрывающее грудь. Все ее тело было покрыто сложными узорами, отсвечивающими зеленью, непонятными письменами, орнаментами, напоминающими взявшихся за руки и бегущих куда-то человечков.

Она замерла, пристально разглядывая Малику, а затем вдруг быстро подошла и крепко обняла ее, прижав к себе. Ведьма невольно рыкнула, чувствуя, как от страха становятся дыбом едва отросшие волосы, но Исиль что-то зашептала ей на ухо, и страх ушел. Пахло от хранительницы памяти… Странно. Обострившееся обоняние Малики ловило аромат розовых лепестков и запах пепла, свежесть утреннего луга и одновременно смрад застоявшегося воздуха в склепе.

– Так пахнет вечность, – быстро и совсем по-домашнему шепнула Исиль, – рождение и смерть, сейчас ты есть, а в следующее мгновение тебя уже нет… Не стоит ломать над этим голову, сестра. Ты ведь пришла не за этим?

Отстранившись, Исиль повернулась к Альвену, а затем порывисто поцеловала его в лоб.

– И ты здесь, уцелевшая родня моего лорда. Скажи, Брай еще помнит меня?

«Малика, достань из сумки шкатулку и передай ее Исиль», – попросил лунник.

Ведьма распустила шнуровку, пошарила среди одежды – пальцы наткнулись на твердый деревянный угол.

– Вот, это тебе, – она протянула Исиль плоскую шкатулку, – Альвен говорит, что это передал Брай.

– Ой, – лунница выхватила подарок, сноровисто щелкнула замочком и в замешательстве уставилась на содержимое.

Воцарилось молчание: Исиль замерла над подарком Брая, а Малика не решалась даже мысленно спрашивать у Альвена о том, что там. Потом Исиль вдруг улыбнулась и достала из ящичка письмо и высушенную розу.

– Это та роза, которую я ему вернула в прошлый раз, – тихо сказала она, – тогда… я ему сказала, что отпускаю его, потому что это не жизнь – проводить ночь за ночью у входа в пещеру. Я вернула розу, которую он принес, а он ее, оказывается, сохранил… И вот теперь… – Исиль быстро пробежала глазами записку, и торжествующе улыбнулась, – теперь я, наверное, буду спокойна … оттого что Брай, наконец, освободился от своего проклятия.

Она быстро сложила обратно и розу, и письмо, а затем поставила шкатулку на край аметистовой друзы. Пояснила неохотно:

– Я сохраню их до конца… Наверняка тебе ведь рассказали, какая участь ожидает каждую Хранительницу Памяти? Впрочем, это сущий пустяк. А теперь настало время поговорить. Ведь вы шли сюда именно за этим?

Исиль усадила их на медвежьи шкуры, сама расположилась напротив, расстелив на каменном полу белый мех неизвестного Малике зверя.

– У меня нет ни воды, ни еды, – сказала она, – становясь хранительницей, я становлюсь чем-то большим, чем просто лунница. Мне не нужно питаться, меня не мучает жажда, я не ощущаю холода камней… Я как будто становлюсь частью горы… Бедняга Брай слишком долгое время не мог этого понять, думая, что я осталась прежней и люблю его как и раньше. Беда – а может быть и счастье – хранительницы в том, что все живое остается за порогом этой пещеры. Если бы я была прежней Исиль, то, верно, уже сошла бы с ума среди светящихся камней. Прошу вас, спрашивайте. Я постараюсь дать ответы на все вопросы, которые вы зададите.