Лана Тихомирова - Ноль

— Аглая, давай начнем с тебя, хорошо?

Она нехотя поднялась.

— Покажи стул, — я начала с простого.

Аглая в двух движениях, очень точно показала, что хотела. Британия отгадала. Аглая не села на ее место, а подошла к шкафу с оборудованием, взяла обруч, положила его рядом с Маус и села в него.

Тут только до меня дошла мысль, что Аглая не сможет нормально играть, потому что она не говорит. С другой стороны на эмоции она может начать что-то говорить.

Игра всем была интересна. Иногда Британия и Серцет начинали путаться, логика показа у них была своеобразной. Аглая только спокойно и внимательно наблюдала за нами.

Спустя сорок минут игры, я истощилась на предметы и животных и решила, что можно попробовать потанцевать.

— Вы не хотите потанцевать? — предложила я.

— А по одному или парами? — уточнила Маус.

— Как хотите.

Ответ поставил моих подопечных в тупик. Однако, почти сразу отмерев, Маус и Британия взяли за руки Серцета. Мужчина был польщен, но ни одной не отдал предпочтения.

— Бри, можно, я потанцую с ним, — сжавшись в комочек, спросила Маус.

Британия сощурилась и явно стала что-то внушать Маус, та держалась за Серцета только крепче.

— Пусть он сам выберет, — не сомневаясь в собственном превосходстве сказала Британия.

Я решила, что пора бы собственно начинать, но не знала, как их остановить, потому просто включила музыку. Взгляд мой упал на Аглаю, она улыбалась одной стороной рта. Ухмылка злобная и холодная, глаза светлые и теплые, что-то она задумывала.

— Девушки, я могу танцевать с вами обеими. Одновременно, — радостно сообщил дер Гертхе. Я едва сдержала свою руку, чтобы не шлепнуть ею себя по лбу. Ван Чех в углу веселился от души.

— Нет, выберите, одну, — требовательно притопнула ножкой Британия.

Серцет стал еще душевнее, глаза его заволокло матовым блеском.

— Вы обе так хороши, — интимно сказал он.

— Боже, боже, — тихонько пробормотала я.

Вдруг со своего места встала Аглая. Больные не заметили ее движения. Она с минуту силилась переступить обруч. Переступила его и грациозно подошла к троице. Легко, как тумбочку, она подвинула Британию, та потеряла дар речи от такой наглости.

С извиняющейся улыбкой Аглая мягко и нетерпимо расцепила руки Серцета и Маус и отвела мужчину чуть дальше, закинула ему руки на плечи и мило улыбнулась.

Я посмотрела на Ван Чеха. Он прятал глаза под ладонью. Я подсел к нему, пока расстроенные Британия и Маус сели на свои места.

— Вот тебе и картина мироустройства, — удерживая смех сказал Ван Чех, глядя на меня, — пока блондинки и брюнетки спорят, кого предпочитают джентльмены. Настоящие мужчины танцую с рыжими.

— Доктор, — окликнула его Британия. У нее был вид, будто он очень храбрится, — а можно вас пригласить?

— Можно, отчего же нельзя, — усмехнулся Ван Чех, — нет, такого правила, запрещающего танцевать с докторами. Только я заразный, болею.

— Ничего страшного. — Британия Лотус дер Готер сама взяла доктора за руку и повела за собой. Доктор с удовольствием повелся.

Я усмехнулась. На удивление они хорошо смотрелись вместе Британия и Ван Чех, оба черноволосые, с бледными лицами, легкий флер декаданса придавал паре шарма. Я поставила еще одну песню и подсела к Маус. Она выглядела немного растерянной, но веселой.

— Не обижайся, что тебя не выбрали на танец, — сказала я.

— Я и не думала, — ответила Маус и вздохнула, — я думала, над нашим с вами разговором. Достаточно сложно было бы мне поступить тогда иначе, я была одна. А теперь я словно становлюсь другой. Очень приятно разговаривать с тобой и с доктором. И с Британией, я очень рада вам всем. Я чувствую, что что-то меняется.

— Становится лучше?

Маус задумалась.

— Скорее да. Знаешь, так весело было сегодня. Мы еще соберемся так?

— Время покажет, Маус.

— Все, я устал! — заявил доктор ван Чех и сам сел на прежнее место не без сожаления на лице.

Композиция закончилась и больные разошлись по палатам.

— Как оцениваешь свою идею? — спросил меня ван Чех в ординаторской.

— На четверочку. Аглая не смогла хорошо поиграть, но сделала большой прогресс.

— Да, уж… начать танцевать да еще и в паре с мужчиной… тебя ничего не насторожило в ней?

— Нет, а что?

— Помещение светлое. Она не побоялась в него войти, — расположился по удобнее в кресле доктор.

— А ведь и верно. Что будет если убрать картину из ее палаты?

— Надо попробовать, — почесался ван Чех, — Все. Я пойду, хватит с меня. Я отвратительно чувствую себя. Не обижай моих пациентов, поняла?

— Поняла.

— Вот и умница.

Доктор подошел чмокнул меня в лоб и скрылся за дверями напевая какую-то мелодию. Очень лирический был сегодня доктор ван Чех, даже слишком.

Я скучала в перерыв. К Серцету и другим было еще нельзя, надо же какой-то отдых дать, скоро должен был быть обед. Виктор был вне зоны действия каких-либо пут и сетей, а по сему я бесцельно сидела в ординаторской за чашкой зеленого чая без сахара.

Побродив немного по ординаторской, я остановилась у окна и обомлела. Акварельное, голубое небо, нежной кисточкой было расписано розовыми облаками. Нежные клубничные взбитые сливки облаков заворачивались слоновой кости кремом. Вдаль, насколько хватало глаза, небо было голубое, в розовых взбитых сливках и сливочном креме. Возле самого горизонта оно вдруг резко становилось выцветшее рыжим, линялым.

Это была очень пасторальная и милая картина, чем-то даже восхитительная. Но у меня по позвоночнику искрясь, побежал ток, а повернулась к открытому окну спиной, и ее прохладной ладонью погладил ветерок. Напротив меня, за круглым белым столиком сидел… я долго не могла вспомнить имени, то ли у Виктор, то ли Влад. Да и лицо его было мне и знакомо и не знакомо, как у человека, которого я видела давным-давно, да еще и во сне.

— Не простудитесь, — наливая себе вина, спросил он.

— Нет, не беспокойтесь, — промямлил мой язык.

Тело пошло вперед и село напротив мужчины. Он был обаятелен, хоть и старше меня значительно. С таким, пожалуй, стоило даже переспать и даже не один раз. Но сначала дело. Боже, это не мои мысли, взорвалось в голове. Надо поскорее вспомнить, что это все мне напоминает и не забыть, пока какая-то роль не овладела мною и я не натворила дел. Может это сон? Это, конечно, сон. Надо проснуться! Надо срочно проснуться!

Я украдкой ущипнула себя. Вышло больно, но только зря руку теребила. Я не проснулась.

— Что с вами? Минуту назад, вы казались такой уверенной, — прищурился на меня мужчина.

— Это мандраж.

— Выпейте, — он налил мне вина и пододвинул виноград, — Вам нельзя волноваться. Нет, ничего хуже взволнованной женщины в нашем деле.