Юлия Федотова - Чисто семейное дело

Разумеется, это был не тролль — откуда ему взяться в этих широтах?

А главное, путники уже успели добраться до назначенного места!

Упомянутое королем Бонавентуром село называлось Гавецией, на южный манер. И построено оно было по-южному. Маленькие домишки, то крытые красной черепицей, то серые, плосковерхие, так тесно, ярусами, облепили прибрежный утес, что крыши нижних порой служили двориками верхним. Крутые узкие улочки участками превращались в лестницы. У некоторых построек было только три стены. Роль четвертой выполнял отвес скалы, к которому они были прилеплены, будто бы вырастали из него. Издали все поселение казалось большим, неопрятным птичьим гнездом. Окажись рядом Макс, он назвал бы его «вороньей слободкой», но в языке Староземья аналогичного понятия не имелось, поскольку подобный тип застройки был большой редкостью, характерной исключительно для эттелийского участка побережья.

Собственно, в былые времена Гавеция тоже была частью эттелийских владений, их северным анклавом. Но в ту эпоху, когда бесконечные орочьи набеги ослабили ее влияние на западном побережье и сузили границы, как-то само собой, без всяких войн или конфликтов вышло, что Гавеция отошла под власть Кнусской короны. Просто Эттелии не нужна была эта вечно голодная дыра — и своих проблем хватало. По меркам же Кнусса, село было вполне процветающим, так почему бы не взять его под свое начало и покровительство? А местные жители были этому только рады — кнусские налоги с эттелийскими не сравнить… Но к нашей истории эти подробности прямого отношения не имеют, тем более что и в обеих столицах, да и в самой Гавеции о них давно успели позабыть.

Летом на юге темнеет быстро. Долгий день, короткие сумерки — и бархатно-черная ночь, такая, что хоть глаз выколи, если ты родился нормальным, благонадежным существом, а не каким-нибудь спригганом, способным видеть во тьме, подобно хищному зверю.

Море все еще штормило, дул пронизывающий ветер, ночевать на открытом воздухе не хотелось никому, кроме разве что упомянутого сприггана и его сестры по оружию. Кругом все мокрое, даже костер нечем развести. А в кармане — грамота, предписывающая давать им бесплатный стол и кров. Грех ею не воспользоваться, так решил Орвуд и бодро зашагал на свет единственного в деревне фонаря, что раскачивался на ветру, бросая неверные блики на неаккуратную, самодельную вывеску. «У дохлого дракона» — гласила она.

Внутри трактира было хорошо. Тепло, сухо и весело — народ еще не успел разойтись. В углу, на пустой бочке сидел одноногий старик, играл на мандолине плясовую. Девица в красном платье с корсетом на шнуровке, красивая на лицо, но длинная и нескладная, довольно неуклюже танцевала, шаркала по деревянному полу босыми ступнями. Пахло жареной рыбой и чесноком. Красота да и только! «Вот здесь мы и будем ночевать!» — распорядился Орвуд, игнорируя призывы Хельги «подумать о клопах».

Хозяин, худой пронырливый гоблин, встретил незнакомых ночных посетителей не слишком приветливо, видно, опасался, не разбойники ли. Но, прочитав заветную бумагу, засуетился, будто самые дорогие родственники пожаловали к нему на огонек. Обещал предоставить две лучшие комнаты — отдельно для дам, отдельно для кавалеров. «А пока кушайте, кушайте, любезные гости, что боги послали!»

А послали боги немало: и вездесущую рыбу, и курицу, и большую хлебную лепешку, и целую бутыль кислого вина… Вот уж без нее вполне можно было обойтись, как считала Меридит. Путники быстро отяжелели от еды, их потянуло на сон…

Они не сразу обратили внимание, что в трактир вошел еще один посетитель. Вернее, посетительница, крайне непривлекательная с виду. Это была дряхлая, сгорбленная старуха с темным, отливающим странной синевой лицом. Глаз у нее имелся всего один, сидел близко к переносице, почти как у островного киклопа. Одета бабка была в бесформенную черную хламиду из непонятного материала, казалось, покрытого очень мелкой чешуей. И сидела она на хозяйке как-то чудно: снизу свободно болталась, а выше груди прилегала так плотно, будто вырастала прямо из шеи. От старухи исходил резкий неприятный запах: тина, перегнившие водоросли, еще какая-то горьковатая дрянь. Много, много странных народов населяет Старые Земли и их окрестности, но обычно антропоморфные твари так не пахнут.

— Пус-с-стите погретьс-с-ся, добрые гос-с-спода… — Голос у старухи был низким и скрипучим, а дикция здорово напоминала манеру речи их недавнего знакомца Кукулькана, бога-змея. Уже одно это должно было насторожить Наемников Судьбы. Но не насторожило. Причиной шепелявости сочли старческое отсутствие зубов.

Вот тут-то они больше всего просчитались! Были у старухи зубы, ох, были!

Едва шагнув через порог, она вдруг начала стремительно увеличиваться в размерах. Особенно быстро шел рост в длину. Из-под черных складок одеяния выползало долгое, долгое тело, раздвоенное на конце. Лицо совершенно утратило человекоподобные черты, трансформировалось в приплюснутую чешуйчатую морду с большой пастью, оснащенной двумя рядами крупных зубов, редких, но острых, как сехальские ятаганы. А странный плащ оказался не чем иным, как кожистыми складками, обрамляющими голову на манер жабо.

В общем, это был змей! Крупный, иссиня-черный и блестящий, великолепный в своем безобразии. Атаковал он молниеносно. На миг замер в стойке, как кобра, а потом ударил, метнув голову в самую гущу народа. Лязгнули острые зубы, кровь брызнула фонтаном. Чье-то обезглавленное тело тяжело рухнуло на пол. Наемники, не сговариваясь, выхватили оружие.

Это был один из самых серьезных противников, с которыми им доводилось встречаться на поле боя. А «поле боя» — одним из самых неудобных. В тесном трактире, между тяжелыми столами и лавками, рискуя напороться на меч, метался обезумевший от страха народ. Выбраться наружу не было никакой возможности — раздвоенный хвост чудовища маячил в дверях, сбивал с ног каждого, кто осмеливался приблизиться. Удары были столь точны, будто змей умел видеть затылком. Двигался он с проворством, поразительным для такого крупного, если не сказать, огромного существа. Скользил, извивался кольцами, раскачивался из стороны в сторону, орудуя собственным телом, как гигантским хлыстом. Под мощными ударами его трещала дубовая мебель, трещали кости несчастных жертв.

Змей, несомненно, был не просто разумной, но и очень неглупой тварью. Он сразу просчитал, кто здесь добыча, а кто — враг, на ком надо сосредоточить основную силу удара. Но, атакуя, он умудрялся мимоходом еще и жрать!

Если бы змея не брало обычное, разрешенное оружие, приятели не выстояли бы — факт. Одного драконьего меча (его, вопреки всем современным законам, носила с собой Энка) было бы мало. К счастью, простая сталь с трудом, но пробивала толстую кожу хищника. К красной человечьей крови на полу стала примешиваться чернильно-синяя змеиная. Она была густой, как сироп, и почему-то противно воняла дегтем. Она медленно изливалась из многочисленных рубленых ран, и хищник все еще оставался очень силен. А противники его мало-помалу начинали слабеть, хоть и было их семеро против одного. Сумасшедший темп битвы, заданный змеем, могли выдержать только трое кансалонских сотников. Даже для бывалого Рагнара он оказался чрезмерным.