Феликс Крес - Страж неприступных гор

— Шернь не «сошла с ума». Так, как ты и сказала, она находится в состоянии войны, только и всего. Война не похожа на мир, и отсюда все наши сомнения. Тем не менее, если ты утверждаешь, что в состоянии извлечь из этой воюющей Шерни нужный предмет в нужный момент, то это означает сохранение неких пропорций. Может, это и непонятно… может, аморально или жестоко с нашей… с человеческой точки зрения…

— …но каким-то образом решает проблему, — согласилась она.

— Так что Мольдорн, возможно, сдох бы у стены с оторванными конечностями, задушенный собственным позвоночником…

— Перестань! — вздрогнула она.

— …но наверняка не превратился бы в пепел вместе со всей Ллапмой. Может, тебе стоит попробовать?

— Скорее я умру.

— Что-нибудь не слишком серьезное. Узнай, где сейчас находится и что делает княжна Ридарета, — предложил он.

— Может, я сразу узнаю, о чем она думает, что чувствует… Откуда мне знать? Может, я сойду от этого с ума.

— Кеса, ты злишься на меня, когда я объясняю каждую мелочь, а в другой раз делаешь вид, будто ничего не понимаешь. Можешь что-то сделать? Ну так сделай.

— Но… это же не просто так, взял и сделал, — возразила она. — Знаешь, что мне хочется сделать сейчас?

— Что?

— Заснуть, — серьезно ответила она. — Не смейся, я ведь… Ты меня слушаешь? Пытаешься понять? Я говорю тебе, что могу извлечь из Шерни соответствующую сущность в соответствующий момент. Сейчас я могу самое большее усыпить нас обоих. В мгновение ока. Хочешь?

— Нет, — ответил он, поскольку разговор его наконец утомил, зато нашлись силы для чего-то совсем иного. — Сейчас самое время и место для других соответствующих вещей.

— Ах вот как? Но у меня болит голова.

— Ну… тогда не шевели ею.

Шедший на буксире парусник торжественно входил в порт в Ахелии. Палуба, на которой во множестве суетились моряки, сияла чистотой, а темно-красные паруса, хотя и свернутые, выглядели совершенно новыми. На носу и корме фрегата виднелось красиво выписанное гордое название «Кашалот». Как корабль, так и его капитана в этих краях хорошо знали.

Следом за фрегатом двигалась изящная каравелла со смешанным парусным вооружением; корабль этот тоже шел на буксире, хотя могло показаться, что он справился бы и без посторонней помощи — нечасто доводилось видеть столь маневренный и быстрый парусник. Каждый, имевший понятие о кораблях, ходивших по южным морям Шерера, мог, не читая названия, догадаться, что видит знаменитую «Колыбель» армектанца Китара, о котором говорили, что никто никогда не смог его догнать — и точно так же никто не смог от него сбежать.

Еще не старый, молодцеватый капитан Китар, моряк по призванию, был когда-то солдатом. Его матросы, вышколенные и дисциплинированные, словно морские пехотинцы, носили нечто наподобие мундиров; по-армектански гордившийся своим краем Китар никогда не брал на абордаж армектанские суда — самое большее требовал умеренный выкуп — и избегал сражений с армектанскими кораблями, но взамен приказал всюду рисовать и вышивать — на парусах, на куртках моряков — имперские четырехконечные серебряные звезды, что приводило в ярость имперских морских стражей. «Колыбель» и «Кашалот» очень часто действовали совместно. Престарелый Броррок, о котором говорили, будто когда-то он служил садовником у высокородного гаррийского богача, влюбленный в красоту и порядок, весьма ценил общество «юноши», знавшего, что такое порядок и дисциплина. Появление этих двух кораблей вместе предвещало некое крупное морское событие. Их капитаны не составляли эскадру без причин.

Корабли умело швартовались у причала.

Броррок и Китар, каждый с соответствующей свитой, встретились у трапа «Кашалота», поскольку старик двигался с трудом и избегал лишних прогулок. Оба послали офицеров выполнить портовые формальности. На берег уже спустили открытые носилки для Броррока — широкое мягкое кресло на прочных перекладинах; четверо крепких моряков без особых усилий подняли их вместе с легким, как перышко, капитаном, и вся процессия направилась к главным воротам ахелийской крепости. Четверо моряков Китара, прокладывавших дорогу в портовой толпе, держали самые настоящие алебарды — весьма необычное для моряка оружие, — которыми вежливо, но решительно убирали с пути прохожих. Оказавшись у цели, двое благородных пиратов представились стражам, и вскоре последовал приказ впустить их.

У подножия лестницы Броррок вздохнул и выбрался из носилок. Он вовсе не был немощен и мог преодолеть даже крутые ступени, но это не доставляло ему никакого удовольствия.

— Рыжий, останься тут с парнями.

Четверть века назад князь Раладан ходил лоцманом (правда, недолго) под командованием Броррока. Ворчливого старика трудно было любить, но еще труднее — не уважать. «Слепой» вышел гостям навстречу. Так когда-то звали его за то, что, будучи молодым и тщеславным, он щеголял тем, что с завязанными глазами бросал ножи в цель. Впрочем, разнообразных «слепых» — вернее, полуслепых — на Просторах было множество; поврежденный в абордажной схватке или какой-нибудь кабацкой драке глаз, орган весьма деликатный, заживал не столь хорошо, как порезанное ухо или щека. Нелегко было найти военный парусник, где по крайней мере двое детин не бегали с повязкой на правом или левом глазу.

— Давно вас тут не было, — сказал Раладан, после чего обратился лично к Брорроку: — Мне говорили, капитан, будто тебя нет в живых.

— Так оно и есть, — заявил Броррок.

— Жаль. Наконец-то могу убедиться, а то каждый год слышу… Идемте.

Выглядевший на тридцать пять лет, а на самом деле сорокалетний Китар, высокий и красивый, широко улыбнулся при виде симпатичной невольницы, с которой разминулся в дверях. Подмигнув, он сказал нечто такое, отчего девушка залилась румянцем — но не от стыда, а от удовольствия. Убегая, она успела еще раз бросить взгляд на статного моряка в черной куртке из грубой ткани. Бесцеремонно усевшись за стол, Китар взял яблоко с серебряного блюда и с аппетитом захрустел, предоставив говорить Брорроку.

— Буду краток, Слепой, ибо в любой прекрасный день может случиться то, о чем давным-давно уже болтают, — начал старик. — Так что времени у меня, видишь ли, нет. Дочку твою ищу. Есть у меня к ней дело, чтоб мне сдохнуть.

Раладан выжидающе молчал. Поудобнее устроившись на стуле, он вытянул ноги перед собой и сложил руки на животе.

— Ну так где она, Слепой?

— Мне казалось, что ты ее не любишь, капитан.

— Потому что она неряха и шлюха, — согласился Броррок. — А еще у нее что-то с головой, да или нет?

Он был трижды прав.

Раладан ждал.

— Ну, Слепой, скажешь или не скажешь?

— Зачем тебе Ридарета?