Ричард Кнаак - Огненный Дракон

Однако барьер сдерживал не всех. Иначе драконихи померли бы от голода.

Меч. Он же был под рукой. Но во мраке нащупать его никак не удавалось. Он начал шарить повсюду, словно пес, потерявший косточку. Кажется, он что-то нащупал — и тут над ним плеснули тяжелые крылья. Он резко обернулся.

Крылатое существо приземлилось. Это был не дракон. Скорее птица. Или человек? Две когтистые лапы протянулись к нему. Кейб увернулся.

Птица пролетела над ним, маневрируя так точно, что было совершенно ясно — в темноте она видит. На сей раз рассчитывать приходилось только на себя.

В темноте он наступил на что-то длинное и твердое — наверно, ветку. Немного, но лучше, чем с голыми руками… Так или иначе, птица слегка поумерила рвение и стала нападать осторожнее.

В отчаянии Кейб нанес в пустоту богатырский удар своей палкой. Птица отлетела в сторонку и уселась, выжидая. Кейб пошел к ней… вспомнил о той, что была у него под защитой, и вернулся. Леди он защитит любой ценой.

Птица взлетела на высоту примерно вчетверо большую Кейбова роста и начала кружиться, то снижаясь, то подымаясь, но неизменно оставаясь вне досягаемости. Кейб вертелся вслед за ней, готовый ударить, но птица аккуратно держала дистанцию и кружила все быстрее и быстрее, так что глаза не поспевали следить за ней.

Разозлившись, Кейб запустил в нее палкой — но промахнулся. Это была большая глупость, потому что он потерял единственную свою защиту. Он начал искать что-нибудь еще. Но голова кружилась от вращения птицы. Он остановился, чтобы встряхнуться…

Этого-то и ждал крылатый противник. Птица мгновенно спикировала на землю, и когтистая лапа ухватила Кейба за голову. Он потерял сознание.

Он обнаружил, что движется назад. Искатель — так звали ночного гостя люди — нашел, что искал.

Вокруг была темнота. Но не ночная. Тьма — ничто. Мрак пустоты.

Чего-то очень важного недоставало.

Кейб рождался на свет, но был он не собой. Нерожденный, он был старше и отца, и матери.

Боль.

Память о боли.

Яркий свет озарения: надо выбраться. Надо. Надо. Надо.

Тот, что называл себя Симоном, остался один. У лорда Грифона были дела поважнее, да и самому волшебнику нужно было одиночество. Только в нем и была надежда.

— Страдаешь небось, как всегда! — Громовой голос оторвал его от размышлений. Волшебник подскочил:

— Темный Конь? Я не ждал тебя так рано!

— Ха-ха-ха! — заржал Конь. — Врешь. Я тебя слишком хорошо знаю. Ты ожидаешь всего.

— Пожалуй, — кивнул Симон. — Больше, чем прочие.

Конь подошел поближе. Даром что выглядел он в комнате при его-то размерах просто кошмарно, ни одну вещицу он не уронил и не повредил. Конь прекрасно контролировал себя.

— Смею тебе доложить, что юный Бедлам преуспел — освободил Леди с помощью Рогатого Клинка. Все как ты предсказал. Несомненно, все это тебе известно и без меня.

— Трудности были?

— Что — с драконихами? Больше они никого не соблазнят.

— С потоком энергии. Сам знаешь, сколько Леди прождала.

Конь фыркнул:

— Я впитал все! Свободный выброс силы — тоже мне проблема. Если бы я этого не сделал… Ха! Зачем воображать несчастья, которые не случились? А этой двоице теперь нужно только одно: отдохнуть.

Волшебник молчал. Вместо ответа он взял Яйцо и протянул своему потустороннему приятелю. Конь сердито мотнул головой и уставил на мага сердитые голубые глаза. Любой другой отшатнулся бы под этим взглядом, но не Симон.

— Смотри.

— Ты же знаешь, что это бесполезно! Яйцо мне ничего не покажет. Один туман.

— Смотри. Попробуй.

Что-то в голосе колдуна заставило Коня повиноваться. Мало кто мог бы похвастаться таким. Но Конь хорошо знал, кто на самом деле перед ним. Симон был вне его власти, его судьба пребывала в других руках. Может, потому он и звал Симона другом. Целую Вечность быть одному…

Почти человеческий вздох:

— Попытаюсь.

Темный Конь уставился в Ялаково Яйцо. Симон тоже не отрывал от него взгляда. Туман в Яйце закружился, забился, словно порождение Хаоса в цепях, тьма все сгущалась. Мгла развеялась, уступив место пустоте. Такой, что могла затянуть даже Темного Коня.

— Хватит! Хватит! — вскрикнул Конь отшатываясь.

— Что это было? — требовательно спросил Симон. Казалось, он ждет даже не ответа — подтверждения того, что знал и сам.

Взгляд Коня снова остановился на нем.

— Туда даже мы не можем войти. Туда посылал я многих и многих. Не возвращался оттуда никто.

Расплывчатые черты Симона ужесточились.

— Тогда что это значит? Я не Грифон — я полагаю и верю, что любая картинка в Яйце имеет смысл.

— Может… Но ты можешь и ошибаться.

— Нет. В этом есть смысл, я чувствую. Это связано с Кейбом. Если бы я снова увидел…

— Я больше через это не пройду!

— Я и не прошу тебя. — Маг повесил голову.

— Леди скоро проснется. — Конь решил сменить тему. — Я не рискну возвращаться — могу сцепиться с ней. Она меня, конечно, не убьет, но надолго изгнать вполне может.

— И тот факт, что тебя прислал я, только ухудшит дело.

— Тебе, — кивнул Конь, — пришлось бы принять кое-что похуже изгнания.

Облик под капюшоном изменился. Теперь это было молодое лицо с глазами, казавшимися вечными.

— Я с этим уже сталкивался. Мне не страшна ее ненависть.

Повисло тяжкое молчание. Темный Конь вдруг ощутил себя почти смертным. Он тряхнул головой, чтобы отогнать это ощущение.

— Я возвращаюсь к Бедламу и Леди.

— Счастливого пути, друг.

Темный Конь хотел было рассмеяться — и оборвал сам себя. С ревом открылся Путь, Которым Смертные Проходят Лишь Однажды, — и он исчез. Лишь несколько звуков донеслось из черного провала — их Симон уже знал. «Проклятые души» — так он сам их называл.

Тот, что называл себя Симоном, сидел, погрузившись в раздумья, и поглаживая Ялаково Яйцо.

Контакт прервался.

Он снова был в усадьбе. Страшная птица летела прочь, злобно вереща. Было темно — и все же присутствовал какой-то свет. Внутренний свет.

— Проснись! Искатель попытается снова!

Кейб моргнул. Что происходит? Что случилось с его памятью? Почему вся его жизнь помнится так хорошо — и так отчужденно, словно не своя?

Снова птичий крик. Кейб глянул вверх — и очень об этом пожалел. Над ним нависала огромная птицевидная тварь с человечьими руками и ногами, только что колени изгибались наоборот, по-птичьи, а пальцы заканчивались острыми когтями. Перья были пепельно-серые, а черты коршуньего лица выдавали хищника. Птица снова пикировала на него.

Перед самым ее клювом вспыхнул светящийся шар. Птица отпрянула, часто моргая и неуверенно махая крыльями. Новая вспышка — и кошмарная тварь принялась улепетывать в ночной мрак.

Опасность миновала, и Кейб обернулся посмотреть, кто же его спас.